Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
С мучениями и страданиями домучала следующую главу
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ: Игроки.
читать дальшеДЖИММИ УАЙТт.
Первым игроком, который действительно привел меня в восхищение, оказался Джимми Уайт. Я принимал участие в турнире для тех, кому не исполнилось 16 лет в Бирмингеме. Там же были в тот момент и лучшие профессионалы, лучшие юниоры и лучшие женщины. Бирмингем это что-то вроде снукерного аналога Уимблдона.
Я практиковался, и в этот момент Джимми вошел в комнату. Он был одет в джинсы, старую рубашку и старые ковбойские туфли, в руках держал короткий кожаный футляр для кия, а сопровождало его пять человек. Он казался очень хорошим и крутым, одновременно: стильно-крутым. Подойдя ко мне, он сказал: «Привет, меня зовут Джимми Уайт. Я много слышал о тебе, Ронни».
На тот момент мне было 14, и я лишился дара речи. Стив Дэвис был моим любимым снукеристом, но Джимми Уайт был моим идолом. Он был первым великим игроком, кто подошел ко мне и заговорил, как обычный человек. Я был ему интересен, а еще ему было интересно заводить друзей. Я спросил его, не хочет ли он потренироваться за моим столом, и он ответил: «Замечательно. Он мне подходит». Я стоял и смотрел, как он практикуется, и за пять фреймов он не сделал ни одного промаха. Он был невероятен. Он выигрывал тогда все – ну да, все, кроме Чемпионата Мира, конечно.
В следующий раз мы с ним встретились в Блэкпуле на European Open, когда мне уже исполнилось 16. Я проиграл только один матч из пятидесяти, а Джимми тогда играл первый матч в сезоне. Я выиграл у него 5-1, а матч длился только 50 минут. Я был уверен в себе настолько, насколько было можно, но я все равно даже не мечтал, что смогу победить его. Я не подумал, как для него это может быть тяжело - играть в тех крошечных комнатках. Я никогда не выступал на больших аренах, поэтому для меня это было, как мой персональный Театр Крусибл, но для него это должно было быть чем-то вроде: «Я получил в соперники этого шестнадцатилетнего мальчишку, которые вдруг взял и выиграл все эти матчи и все теперь о нем говорят». И давление он должен был ощущать нешуточное. Я летал после матча, а Джимми сказал: «Ты хорошо играл», и ничего больше не добавил.
Потом, когда я стал профессионалом – это случилось очень скоро – он дал интервью, где сказал, что Ронни О’Салливан, как глоток свежего воздуха для снукера, игре очень повезло», ну и как только я вошел в круг профессионалов, мы стали довольно дружны.
Я все еще благоговел перед ним. И все еще не чувствовал себя свободно в компании с ним или с любым другим топовым игроком. Они разговаривали друг с другом, и если мне удавалось ввернуть хотя бы «привет», я чувствовал себя польщенным.
В Престоне в 1992 я принимал участие в Чемпионате Великобритании, и мне надо было встретиться с Клиффом Уилсоном, чтобы попасть в 1/8 и сыграть со Стивеном Хендри. Матч с Стивеном должны были показывать в прямой трансляции. Я собрался позавтракать в Posthouse Hotel, прямо напротив Гайд Хола, а за столиком рядом сидел парень, которого называли Собака Гарри. Он был азартным игроком, большим, упитанным, благодушным медведем, который играл в азартные игры. И он был серьезен. Я услышал, как он сказал: «Значит так, я ставлю пятьдесят тысяч на этого, этого, этого и этого и на Ронни О’Салливана». Это как выстрел из нескольких стволов одновременно – когда вы делаете ставку на десятерых, вы думаете, что проиграть невозможно. С его точки зрения выигрыш уже ждал его в банке, ведь это такой простой способ превратить пятьдесят тысяч в сто пятьдесят. И я подумал: «Твою мать, он действительно поставил столько денег на меня?» Ощущение было не из приятных. Тогда я не знал Собаку Гарри, но позже мне сказали, что этого его работа: он ездит на все турниры и ставит на игроков.
Первую сессию Клиффом Уилсоном я закончил 4-4 – а ведь я вел 4-1.Также я сделал брейк в 145 – лучший брейк на турнире на тот момент, и я играл действительно хорошо, просто он вдруг начал класть шары из любой позиции. На следующий день вечером мы появились, чтобы закончить матч. Нас всех собрали вокруг стола для практики, и мы ждали вызова на вечернюю сессию, а Джимми стоял рядом. Он посмотрел на меня и сказал: «Есть хоть один гребаный шанс, что ты победишь этого жирного, лысого, наполовину слепого типа?»
Я переспросил: «Что?»
Потом до меня дошло. За день до матча я видел Джимми за столом для практики, и он просил кого-то поставить четыре тысячи для него. И, кажется, эта ставка была на меня. А я лажанулся и все пошло не так.
Джимми играл с Дэвидом Ро в другой части арены. Вы можете пройтись по коридору, чтобы посмотреть все матчи, и после каждого фрейма своего матча, но подходил к моему столу, чтобы проверить, как обстоят дела. Мой матч проходил 5-4, 5-5, 6-5, 6-6, 7-6, 7-7 и в это же время Джимми играл свой матч. Я чувствовал себя так, будто все игроки назначили меня крупье на время этого матча.
Я закончил проигрышем 9-8. Я был расстроен. Джимми в своем матче выиграл 9-8 и прошел дальше, победив потом в фиале Джона Пэррота. Так что он не оказался в накладе, но во время матча он заставил меня чувствовать себя ужасно, особенно, когда я уходил. Он оказал на меня колоссальное давление. Если я когда-нибудь поставлю на игрока, я никогда не скажу ему. Спасибо. Джим!
Все смеялись после матча. Игроки вроде Вилли Торна нашли это забавным, но мне было совсем не смешно. Я никогда не говорил Джимми, как плохо я себя чувствовал из-за этого. Произошедшее не повлияло на мое мнение о нем – он для меня по-прежнему оставался героем и по-прежнему хотел быть его другом, потому что он мне нравился. Я никогда не забуду, как он подошел ко мне и заговорил, когда мне было четырнадцать.
Люди часто спрашивают, почему Джимми так и не выиграл Чемпионат Мира. Он участвовал в шести финалах и проиграл все шесть. Я думаю, частично это могло случиться из-за того, что он недостаточно серьезно относился к остальной части сезона. К моменту приезда в Шеффилд он редко участвовал в достаточном количестве матчей или побеждал в достаточном количестве турниров.
Когда я начинал играть в Шеффилде, я часто видел Джимми, который играл в местных клубах до 5 или 6 побед за 500 или 1000 фунтов. И я тогда думал, что это с его стороны честно. Со временем я понял, что перед Шеффилдом он старается получиться как можно больше игровой практики. Как будто другие турниры ничего не значили. За месяц до Чемпионата Мира он начинал тренироваться и, казалось, что он превращается в какого-то другого Джимми. Если бы он вел себя так весь сезон, я уверен, что он мог бы выиграть свой Чемпионат и даже не один раз.
Он уделял такое внимание победе на Чемпионате Мира, что это стало навязчивой идеей. Он хотел этого так сильно, что, в конце концов, это полностью поглотило его. Пару раз он паниковал в финалах. Один раз он вел 14-8 в матче с Хендри. Я знаю, что Хендри тогда играл хорошо, но Джимми никогда не упускал таких возможностей. Без разницы как плохо Джимми играл, он в состоянии был выиграть еще четыре фрейма.
У него больше способностей, чем у любого другого игрока, с которым я встречался. Технически Стивен Хендри, Стив Дэвис и Джон Хиггинс были намного лучше. Они знают свою игру вдоль и поперек, в то время как Джимми играет больше за счет своих способностей, а не стратегии. Но из всех игроков, как по мне, с Джимми играть сложнее всего, потому что когда он играет хорошо, безопасного шара на столе нет. У него не просто потрясающая кладь. Он умеет делать великолепные отыгрыши и строить брейки, и он может выигрывать турниры, но ему немного не хватает дисциплины, как игроку. К несчастью, в его жизни никогда не было кого-то вроде Дэла, который стал для меня и тренером и другом.
Все топовые игроки имеют свое окружение. Чем вы популярнее, тем больше оно у вас. У Джимми таких прилипал больше чем у кого-либо другого. Многие из них хорошие люди, но я помню момент, когда я собрался в Шеффилд посмотреть, как он играет с Джоном Пэрротом в финале Чемпионата, и видел, как в ложе Джимми сидело пять или шесть товарищей, которые начали пить пиво и говорить: «Джимми, сделай его и пошли праздновать». Через час Джимми проигрывал 7-0. Ему нужен был кто-то, кто мог бы заставить его переключаться. После Чемпионата мира времени больше чем достаточно – три или четыре месяца, чтобы заниматься тем, что вам нравится.
Финал – это целых два дня напряженного снукера, и вам не хочется видеть ни своих друзей, ни семью. Моя семья приехала только в последний день, и я сказал им, что действительно не хочу их там видеть. Мне жаль, что Джимми не выиграл Чемпионат, потому что он мой друг, и я знаю, как много это значит для него и его отца Томми.
Пока я не выиграл Чемпионат Мира, я говорил себе: «А так ли это важно выиграть Титул? Не думаю. Здоровье немного важнее, столько всего ужасного происходит, а ты волнуешься про Титул Чемпиона Мира». Я пытался обмануть себя, но это никогда не срабатывало. В конце карьеры снукерного игрока, первый вопрос, который люди задают, оценивая его достижения «Выиграл ли он Чемпионат Мира?».
Я был в такой же ситуации, как и Джимми в своем финале против Джона Хиггинса. Я вел 14-7 и едва не выкинул это преимущество на ветер. Это совсем иной вид давления, но я сумел пройти через него. Я выдержу давление лучше в следующий раз, когда попаду в финал.
Это печально для Джимми, потому что я не думаю, что он сможет выиграть Чемпионат Мира сейчас. Годы идут, и чем старше ты становишься, тем труднее тебе выдержать психологическое давление. А вокруг слишком много классных игроков. Если бы таких было только двое или трое, как в те времена, когда царствовал Самородок, то, да, конечно, он бы смог сделать это. Но я не думаю, что даже Денис Тэйлор смог бы выиграть Чемпионат в наши дни, потому что раньше, когда Стив Дэвис был на голову выше всех остальных, вы могли быть уверены, что, победив его, вы без вариантов выигрываете Титул Чемпиона Мира. Но сегодня, если вы побеждаете Стивена Хендри, следующим соперником становится Марк Вильямс или Питер Эбдон или Джон Хиггинс. Но при всем сказанном, я был бы счастлив, если бы Джимми доказал, что я ошибаюсь.
Джимми – снукерный гений, но он проигрывал таким образом много раз. И, в конце концов, я не думаю, что ему стоит винить кого-нибудь кроме себя. Если вы лучше, чем ваш соперник вам следует выигрывать. Посмотрите на Тайгера Вудса - он настолько лучше всех остальных и ему удалось выиграть так много Больших Шлемов, потому что он применяет свои способности на деле. В гольфе говорят, что турнир начинается сначала, когда дело доходит до девяти последних лунок, и я верю, что это же применимо и к снукеру. Возьмите четвертьфиналы или полуфиналы Чемпионата Мира – Стивен Хендри в них опасен вдвойне, потому что он чувствует запах победы.
Как-то я участвовал в турнире в Абердине. Мой матч с Полом Хантером должен был вот-вот начаться, и Дэл пришел ко мне в номер, чтобы разбудить. Как раз до этого он внизу пообщался со всеми игроками. Дэл может разговаривать с кем угодно. Я видел, как он вел долгие пространные беседы с людьми, которые даже не говорят по-английски, а потом приходил и говорил: «О, мы действительно мило поболтали», на что я отвечал: «Но Дэл, он даже не говорит по-английски, а ты не говоришь на ее языке», а он замечал, что это совсем неважно! Если бы я сказал Дэлу, что мы должны пойти покатать шары в 3 часа утра, он бы поднялся и ровно в это время ждал меня у стола. Именно поэтому я так сильно люблю его. Папа когда-то сказал, что если ты попросишь Дэла вставить огурец в задницу и пройтись по арене, потому что это заставит тебя играть лучше, он сделает это для тебя. «Он бы никогда так не сделал», - сказал я отцу. «Чего еще тебе можно желать? - ответил отец. – Тебе помогает замечательный человек».
Итак, Дэл забарабанил в дверь и не получил ответа. В 7.45 он решил таки зайти в комнату, а я был еще в постели. Он сказал:
- Рон, ты играешь через пятнадцать минут. Поднимайся.
- Я не буду играть, - ответил я.
- Ты должен. Тебя поставили на телевизионный стол. Тебя все ждут и спрашивают, куда ты запропастился.
- Скажи им, что я не играю. Я не в настроении.
Я боялся выйти из номера и повести себя как идиот. Психологически, я не был готов к матчу. Я играл профессионально уже восемь лет, и снукер не делал меня счастливым. Дэл защекотал меня и сказал, что я должен подняться. В конце концов, я включил зажигание: уже в лифте я застегивал свой жилет, а Дэл поправлял на мне бабочку. Попрактиковаться я, естественно, не успел.
Я проиграл со счетом 3-5, при том, что проигрывал 0-3. Забавно, но именно при 0-3 я стал чувствовать себя хорошо, и мне захотелось выиграть матч – что-то во мне будто щелкнуло и встало на место. Но было уже поздно. Если бы оно щелкнуло немножко раньше, у меня был бы шанс пройти этот этап и выиграть турнир, но я сам все испортил. Я говорил себе, что мне просто не повезло, но, конечно, дело было не в этом – я сам совершил ошибку, когда настроил себя на поражение. Я ушел после матча наполовину удовлетворенный наполовину расстроенный. Я действительно поставил себя в безвыходное положение. Я держал в уме, что собираюсь играть плохо, поэтому я и не дал себе ни единого шанса. Я пошел к Джимми в номер и рассказал, как я расстроен.
- Я сейчас лежу на постели и думаю, что я не хочу здесь находиться.
- Рон, со мной ровно то же самое . - В тот вечер он тоже проиграл.
- Но ты говоришь, что ты любишь игру, - сказал я ему.
- Бывают времена, когда люблю, бывают – когда ненавижу. Да, иногда игра создает проблемы, но когда я играю хорошо, она мне нравится.
- Я чувствовал что-то вроде этого сегодня. Я не хотел идти играть. Дэлу пришлось вытаскивать меня из постели. Я чувствовал, что играл отвратительно, но внезапно все стало на свои места, но было уже слишком поздно.
Мы с Джимми проговорили пару часов, но, в конце концов, я сказал
- Джимми, я не думаю, что выдержу так дальше.
- Слушай, я знаю, о чем ты говоришь. У меня есть еще шесть или семь лет в снукере, и я постараюсь провести их так хорошо, как смогу. Но у тебя впереди целая жизнь. Просто наслаждайся снукером, насколько это возможно.
- Но все, чего я хочу, это выходить и получать удовольствие от себя самого, - ответил я, - но у меня даже этого не получается.
Снукер начал мешать мне жить. Нет, я не имею в виду, что это было похоже, будто бы я не мог даже покинуть свою ложу после поражения в первом круге в Абердине, потому что через неделю был еще один турнир. Нет. Для меня это было как девять месяцев мучений, которыми я зарабатывал три месяца удовольствия, когда я мог делать то, что хотел. Такое отношение сложно назвать здоровым.
Вы бы не назвали меня профессионалом. Больше всего я был похож на кого-то, наделенного способностями, кто может пользоваться ими время от времени. Именно так и удерживался в первой пятерке рейтинга. Но вот такая вот обычная беседа с Джимми, позволяла мне расслабиться и лишала силы того, что так волновало меня. Я вернулся в свою комнату, заснул и двинулся по жизни дальше.
Первый раз, когда я добрался до полуфинала Чемпионата Мира в 1996, мне позвонили. «Мистер Уайт на проводе, спрашивает вас», - сказали мне на коммутаторе.
Я услышал голос Джимми. «Ты играл фантастически, - сказал он, - просто иди и выиграй этот титул. Ощущения от игры на столе, который стоит один на сцене, немного другие, но ты играешь потрясающе, и мы все поддержим тебя. Я играю хуже, но ты добираешься до финала».
Я подумал, что с его стороны было очень мило так сказать. Он проиграл свой матч раньше и уехал домой. Его поддержка вдохновила меня, и я вышел на игру, словно на крыльях. Но я проиграл.
Я пытаюсь делать тоже самое для людей, с которыми мне приходится общаться по игре. Джимми научил меня этому – быть спортсменом. Если кто-то показывает хороший результат, и мне кажется, что показывает заслуженно, как Джон Хиггинс, например, я позвоню ему и скажу: «Великолепно. Я очень рад за тебя».
После того, как Джимми проиграл на самом старте Чемпионата Мира 2001, он сказал: «Все, чего я теперь хочу, чтобы Ронни выиграл турнир». Он сказал, что собирается на отдых, и будет смотреть только мои игры. «Если он попадет в финал, я сокращу свои каникулы и вернусь назад, чтобы поддержать его», - сказал он.
И кто бы вы думали, появился перед вечерней сессией финала? Джимми зашел в раздевалку, пожелал мне удачи и сказал: «Мы все поддерживаем тебя. Ты уже сотворил чудо, а теперь просто иди и выиграй матч». Одна мысль об этом уже вдохновляла меня. Он пришел вместе с Ронни Вудом, который проворчал: «Да, просто иди и сделай свое дело, Рон». Я вспомнил время, когда в доме Ронни мы с Джимми, вдрызг пьяные, играли в самый лучший снукер в своей жизни.
После того, как я выиграл Чемпионат, естественно я подумал о маме с отцом, но я также подумал о Джимми, потому что знал, как сильно он хотел выиграть титул. Каждый снукерист говорит, что если не ему быть Чемпионом в этом году, то он бы хотел, чтобы Чемпионом стал Джимми. Все любят его. Он ладит со всеми, и он один из самых веселых людей, которых я знаю. Он как будто я, но старше. Пусть ему уже 40, но это не мешает ему до сих пор творить, что ему заблагорассудится. Например, играть в карты в номере с тремя десятками человек внутри и организовать им доставку еды на тарелках. Вы всегда безошибочно узнаете номер Джимми по горе тарелок возле него.
Даже несмотря на то, что он не выиграл Титул, он не озлобился. Возьмите любого игрока - от Дениса Тэйлора до Стива Дэвиса, от Джона Хиггинса до Мэттью Стивенса, от Марка Вильямса до Кена Доэрти, до меня – мы все восхищаемся Джимми, из-за его отношения к победе или к поражению.
Однажды я играл с ним на Кубке Наций в 1999, мне было жаль его, потому что Стивен Ли, Джон Пэррот и я, все играли великолепно за Англию, в то время как Джимми играл как хорошо, так и плохо, и можно было видеть, как он переживает, чтобы не разочаровать команду. Победу на турнире мы решили отпраздновать парой бокалов. Мы пробыли на турнире неделю и выиграли его для Англии. Это была великая победа – Англия не выигрывала этот трофей много лет – но не могли найти Джимми. Его не было нигде. Я знал, что он чувствовал, что показывал не свою лучшую игру, так что я позвонил ему и спросил, где он есть. Он сказал, что чувствует себя не очень хорошо. «К черту, - ответил я, - ты несешь чушь, это командная победа». И это была правда, потому что даже когда Джимми не показывает свой лучший снукер, он все равно поддерживает дух команды. Именно такое действие он оказывает на других игроков.
Когда-то «The News of the World» (крупнейшая британская газета) разместила большой материал о нашем с Джимми путешествии в Тайланд. Получилось так, что в моем номере оказалась девушка, которую звали Джим – забавно, не так ли. Случилось это так…
Хотите верьте, хотите нет, но проституткой она не была, но я знал, что все остальные подумают ровно наоборот, а еще я знал, что ребята из «News of the World» были где-то неподалеку. Я знал их в лицо, потому что я беседовал с ними сразу же после приезда: они притворялись туристами, я как раз мило разговаривал с ними, когда понял, что они журналисты, которые хотят написать про нас, какую-нибудь историю. Так что я сказал ей: «Встретишь меня на 27 этаже, а я буду там через минуту» - и она пошла. К несчастью журналисты поднялись в лифте вместе с ней, и были на площадке в момент, когда я сам пришел туда. Я увидел их обоих, а девушка начала звать меня по имени. Я подумал: «О черт, я попался», и единственное, что нам оставалось, это невозмутимо зайти в номер. Позже они позвонили мне в номер и спросили, хочу ли я как-то прокомментировать произошедшее, а я сказал им: «Не поступайте так со мной. По возвращении домой я собираюсь жениться, и она не будет счастлива, если узнает об этом. Она не пойдет за меня. Пожалуйста, не подставляйте меня». Честно говоря, мне было насрать, но ради смеха я решил согласиться на это. Естественно, это все равно появилось в газетах. Заголовок они придумали классически сенсационный: «РОННИ ПРОВЕЛ С ДЕВУШКОЙ В НОМЕРЕ ШЕСТЬ ЧАСОВ». Папа гордился мной. Когда один из его приятелей показал ему газету, он сказал: Это мой мальчик». Несмотря на это, моя девушка в то время, Ванесса, забрала меня из аэропорта. «Не верь всему, что ты читаешь в газетах», - попросил ее я, испытывая свою судьбу. «А я и не верю», - ответила она.
Я был влюблен в Ванессу, которая была примерно на восемь лет старше меня. Я встретил ее, когда мне было 18, практически сразу же после победы на Чемпионате Великобритании. До этого у меня была только одна девушка – Пиппа, и я вовсе не был дамским угодником - я был все еще слишком застенчив. В сочельник я пошел в клуб как раз после победы на ЧВ. Туда пришла блондинка, выглядящая как Ульрика Джонсон. Я начал разговаривать с ней, а потом докучал ей около двух месяцев, названивая на работу – она продавала средства после бриться в Harolds - каждый день, спрашивая, могу ли я подвезти ее домой. Он отвечала «нет», потому что уже встречалась с кем-то другим, но, в конце концов, она согласилась.
Мы встречались около полутора лет и закончили тем, что стали жить вместе. Моя мама не любила ее с самого начала, потому что она гораздо старше меня и потому что даже когда мы начали встречаться, она не разорвала отношения со своим бойфрендом. Она хотела обязательств, но в то время не было никакой возможности, что я захочу иметь детей, так что она покинула меня и уехала в путешествие по Австралии. Кончилось тем, что она родила ребенка от кого-то другого. Я все еще встречаю ее время от времени, и она, без сомнения, замечательная мама.
«The News of the World» подставили и Джимми тоже во время той поездки. И вот это действительно испортило мне настроение. К тому времени, как я играл в финале, Джимми уже покинул город, чтобы попробовать расхлебать последствия. Мы с Тони Драго стояли в холле гостиницы, когда увидели журналиста, который написал эту статью. Я почувствовал, что вправе осуществить небольшую месть, как бы патетитчески это ни звучало. Так что я набрал ведро ледяной воды, подошел к нему сзади и вылил воду ему на голову. Он завизжал как поросенок. «Это за то, что подставил моего друга», - сказал я, - «На то, что ты написал обо мне, я плевать хотел». Он не сказал ничего, но я знал, что он был шокирован. Как будто это в первый раз заставило его задуматься о том, для чего он живет. Его послали сюда исключительно для того, чтобы подставлять людей. Такого никогда не случалось раньше, но очевидно, что они знали, что я собираюсь сюда, Джимми собирается сюда, так что у них был шанс повеселиться.
ДЖОН ПЭРРОТ
Когда Англия выиграла Кубок Наций, Джон Пэррот был нашим капитаном. В конце мы перепрыгнули барьер и кинулись обнимать его, потому что он выиграл последний фрейм для нас.
У нас очень разные характеры – Джон домашний человек, увлеченный своими лошадиными скачками, и он действительно не пьет. В то время, как Джимми и я ходили развлечься после выставочных матчей и заканчивали вечер в кабаках различного толка, Джон предпочитал пойти поесть. Но с ним интересно, особенно когда мы в Китае или Тайланде. Он приходит на обед вместе с нами, садится и шутит три или четыре часа, потом он возвращается в отель и оставляет нас с Джимми, говоря на прощание: «Спокойной ночи, мне пора в постель, увидимся утром». Когда бы нам не приходилось бывать на Дальнем Востоке, первое, что мы видели утром – это Джон, разгадывающий свой кроссворд в Таймс. Это довольно странное сочетание: в одно мгновение он превращается из активного члена компании в человека, который разгадывает кроссворды.
Хотя у нас хорошие отношения, и я регулярно встречаюсь с ним уже 10 лет, я не чувствую, что знаю его по-настоящему. Вы никогда не станете очень близки ДжП. Он вряд ли скажет вам: «Когда будешь в Ливерпуле, позвони мне или зайди в гости, и мы сходим куда-нибудь». Куда вероятнее, что он увидит вас, спросит как ваши дела и пойдет своей дорогой. Конечно, он все еще играет, но сейчас, вероятно, его куда больше знают по многолетним появлениям в «Question of Sport» и комментариям во время трансляция ВВС. Несколько раз он говорил вещи, которые заставляли меня чувствовать себя неловко. Например, однажды он мне сказал, что способностей у меня больше, чем когда либо было у него. Я не думаю, что он был достаточно справедлив к себе: он великий игрок, который завоевал множество трофеев, и - на минуточку - до того как Джон Хиггинс, Марк Вильямс и я пришли в снукер, он был единственным, кто, встречаясь лицом к лицу с Хендри, редко сгибался под его давлением. Он был единственным человеком, с кем Стивен не любил играть.
В другой раз он спросил, сколько я зарабатываю, играя в снукер. Этот вопрос не был неуважительным, он просто поинтересовался, я ответил, и он сказал: «О да, столько я уже заработал. Я играю в два раза дольше, чем ты, но способностей у тебя больше раз в пять».
Я предполагаю, что это был комплимент, но мне все еще неловко от него.
Он потом сказал, что если бы у меня на плечах была голова Джона Хиггинса или Марка Вильямса, я бы никогда не проигрывал. «В мире нет никого кто бы смог встать рядом с тобой, но иногда с твоей головой что-то случается и тогда победить тебя может каждый».
Но, конечно, он знал, как победить меня. На протяжении длительного времени – шесть или семь матчей подряд – он был моим кошмаром, я просто не мог побить его.
У него прекрасный удар, а еще он всегда ходил вокруг стола с наклейкой похожей на крышку от мусорного ведра. Однажды я спросил его: «Джон, как, черт возьми, ты умудряешься с этим играть?»
А он ответил: «Я прилепил ее в октябре, и она смогла продержаться до июня».
Я меняю наклейку каждые пару недель. И я все еще не понимаю, как ему удается играть с крышкой от мусорного ведра.
СТИВ «САМОРОДОК» ДЭВИС
Когда я встретил Стива Дэвиса в первый раз, он уже был легендой. Я играл в клубе в Баркине и как раз проиграл матч. Папа сказал: «Пошли домой и закажем что-нибудь домой из китайской кухни». Он позвонил в китайский ресторан, и ему сказали: «Ой, Ронни, Ронни, у нас тут Дэвид Стивен, Дэвид Стивен, Дэвид Стивен».
- Какой еще Дэвид Стивен? - спросил отец.
- Снукерист, Дэвид Стивен в ресторане.
- Вы имеете в виду Керка Стивенса, - продолжал уточнять отец.
Но они настаивали
- Нет, Дэвид Стивен.
Папа понятия не имел, о ком они говорили. Мы пришли в ресторан, и папа сказал: «У вас тут какой-то снукерист обедает. Не знаю наверняка, но это может быть Керк Стивенс». Мы вошли и увидели, что это Самородок, Стив Дэвис.
Отец повернулся ко мне
- Это Стив Дэвис, подойди к нему и возьми автограф.
- Нет, я не могу.
- Можешь. Ты вполне можешь подойти к нему и поздороваться. Он ест сейчас, но возражать он не будет. Просто пойди и попроси его.
Так что я подошел, попросил у него автограф, а он спросил мое имя. И я едва сумел ответить ему. «А, так ты тот самый парень, который сделал брейк в 117, не правда ли?». Я был ошеломлен. Оказывается, Стив Дэвис уже слышал обо мне. Я не думал, что сумею выдавить из себя хоть два слова. Я не мог дождаться, когда смогу сбежать от него, потому что я был перепуган и в то же время вне себя от радости. Тот автограф был моей гордостью и отрадой. Я хранил его в своей Библии: «Для Ронни, с наилучшими пожеланиями, Стив Дэвис».
Папа прихватил с собой фотоаппарат и сделал нашу с Самородком фотографию. Мама увеличила ее еще тогда и теперь он висит в снукерной комнате рядом с моими трофеями в ее доме. Как-то дико смотреть на нас двоих теперь - на фотографию Чемпиона мира с каким-то парнишкой – зная, что это парнишка будет играть с ним и сам станет Чемпионом мира. У Стива даже попросили когда-то копию этой фотографию.
В следующий раз я встретился с ним в Romford Snooker Centre. Мне было около 15, и я пошел туда со своим приятелем Роем Бейконом, просто посмотреть, как Стив практикуется. Romford Snooker Centre называли Matchroom по имени компании Барри Херна. Он представлял собой снукерный клуб с тремя столами: маленький, но роскошный. Стол Стива был в стороне, так что во время практики он был избавлен от ненужных наблюдателей. Когда я пришел, он как раз практиковался и ничего мне не сказал. Я пошел в туалет, а потом какой-то парень пришел вслед за мной, встал рядом и спросил: «Ну, Ронни. И как дела?» Это был Стив, он начал спрашивать меня о Джоне Хиггинсе.
- Он хороший игрок?
- Да, - ответил я, - действительно по-настоящему хороший игрок.
Мы просто поболтали немного и когда вышли и туалета, он вернулся к практике.
Когда мы уходили, я сказал: «Увидимся позднее, Стив». И он поднял руку в ответ. Он не сказал ничего, просто поднял свою большую руку. Это было забавно, как он сделал это… Сдержанный и веселый - это и есть Стив Дэвис. Некоторое время спустя он предложил мне попрактиковаться вместе. Я знал, что он не стал бы просить о таком кого попало, так что подобная просьба была честью. Все было по-серьезному, будто мы играли в телевизионном матче, поэтому и не разговаривали друг с другом пока тренировались. Единственное, о чем он спросил, не хочу ли я чашку чаю. И все. Кажется, он победил меня 5-3, что меня очень устроило. Он был вторым номером в мировом рейтинге на тот момент, и я все еще слишком сильно уважал его. Он - великий игрок, но в то время я считал его даже лучше, чем он был на самом деле. Он не был непобедимым, но в моем представлении он был Богом, и мне трудно было находиться с ним рядом, потому что я отчаянно хотел доказать ему, что я хороший игрок.
Когда бы я не встречал Стива, я трепетал перед ним. В то время как с Джимми мне всегда было комфортно, со Стивом я волновался буквально обо всем. Я всегда вел себя как можно лучше, если он не просил меня снова попрактиковаться с ним. Но сейчас, когда я знаю Стива, я понимаю, что мне не следовало так беспокоиться. Когда вы играете с ним в снукер, вы можете и смеяться, и шутить. Все не настолько серьезно, он просто производит такое впечатление. Его иронично называют «Интересный» Стив Дэвис, потому что люди думают, что он скучен, а сейчас он играет на это прозвище, но он вообще не скучен. С ним интересно разговаривать и просто быть в одной компании. Я провел с Самородком несколько замечательных вечеров, когда мы ходили поужинать и беседовали о снукере. (Кстати, его называют Самородком, потому что у него золотой удар). В первые дни нашего знакомства, я спрашивал его о том, что значат названия разных боковых винтов (в оригинале речь шла о том, что такое running side – боковой винт; после соударения биток идет в естественную сторону движения; если нужно коснуться правого борта под углом, то дается левый винт и наоборот, reverse side – боковой винт; после соударения биток идет в сторону противоположную естественной; если нужно коснуться правого борта под углом, то дается правый винт и наоборот, и check side – винт, применяемый, чтобы угол рикошета от борта был меньше. Термины взяты из Glossary of cue sport terms. Если кто-нибудь подберет вменяемый русский эквивалент – буду очень рада.). Он посмотрел на меня так, будто я сумасшедший, или просто решил подразнить его. Снукерист обязан знать о таких вещах, но я не знал – мои знания ограничивались левым и правым винтом. В конечном итоге он рассказал мне, но я знал, что он подумал, что я прикидываюсь дурачком, но я не делал этого.
Это именно то, что мне нравится в нем больше всего: когда бы вы ни говорили с ним о снукере, ему всегда есть что вам сказать. Все, что он говорит об игре, стоит того, чтобы это послушать.
Самородок никогда не получал того признания, которое он заслуживает за все те удары, которые он изобрел в снукере. Например, один, когда красный стоит возле длинного борта, и у вас проблемы с построением брейка, тогда вы можете сыграть через один борт с кэноном по красному и оставить биток в безопасности возле нижнего борта. До того, как он изобрел этот удар, игроки думали, что у них иного выбора, кроме как бить по красному, и часто это стоило им фрейма. Ему удавалось такие удары, потому что он был хорошим игроком в бильярд, Я сам стал использовать этот удар, хотя у меня получилось не настолько хорошо, как у него. Это удар не из разряда трик-шотов, которые играли Джон Вирго или Дэннис Тейлор – это не просто оригинальный удар, это удар, который потенциально может сохранить вам фрейм.
Самородок практиковался, как маньяк. Он был одержим игрой. Я слышал истории, как он ходил в клуб и катал биток от борта стола к середине и обратно два часа подряд, только чтобы убедиться в правильности размера удара. Он знает техническую сторону игры вдоль и поперек. Возможно, это и было началом его падения, потому что он стал перфекционистом настолько, что, в конце концов, не знал, что он делает. Он достиг стадии, когда на каждом турнире, он по-разному собирался наносить удары кием. В какой-то момент он заявил, что будет делать это как я! Когда он заявил такое, я думал, что он шутит, потому что в то время я как раз яростно сражался со своей игрой и ненавидел свою технику удара. Я хотел, чтобы она была такая, как у Стива Дэвиса!
Некоторое время спустя, я играл с ним на турнире и увидел, что он делает такое движение рукой, как я: вытягивает при ударе и бросает. До этого он сказал газетам: «Я видел игру Ронни О’Салливана, именно потому, что он делает так, ему удается попадать по шарам так точно, все дело в этом». Но я думал, что это недостаток моей техники, с которым я пытался справиться годами. Я не мог поверить, что он говорит серьезно, но это было так. В этот момент я понял, что он пойдет на спад. Для него игра стала чересчур техничной.
Снукер очень сильно изменился за прошедшие годы. Стиву только чуть больше сорока. Десяток лет назад великий игрок мог только достичь расцвета в этом возрасте и быть чемпионом довольно долгое время. Сейчас это невозможно. С той игрой, которую показывает Стив Дэвис, он в достаточной мере хорош, чтобы выжить в новой эре, но ее несколько не хватает, чтобы стать победителем. Сейчас у него есть шанс забить синий и перевести биток к пирамиде красных, и он так и делает, но он не пытается раскатить шары по всему столу. Он изобрел этот удар, и обычно вы могли выиграть фрейм после этого. Мне кажется, что если бы он сейчас мог играть, как раньше, он по-прежнему был бы на вершине.
Одну из своих лучших игр против меня Стив Дэвис провел в 1997, когда он победил меня в финале Бенсон и Хэджес Мастерс. Я был впереди 8-4 и шел в раздевалку на перерыв, потирая руки – не было никакой возможности, что Самородок сможет меня победить. Ведь мне нужно было еще только два фрейма. В результате он выиграл 10-8, не дав мне ни единого шанса на удар.
Не думаю, что он сейчас воспринимает свою карьеру игрока слишком серьезно. Но подумайте, в тот момент, когда я пишу это, он удивил всех, добравшись до полуфинала LG Cup в Престоне, где его с трудом победил Алан МакМанус. Он больше занимается своей карьерой в других областях. Он вполне может выиграть еще один турнир, но в глубине души, я думаю, он принял тот факт, что больше не может сражаться на самом высоком уровне, и его будущее, скорее всего, связано с комментированием. Возможно, он станет новым Тэдом Лоу (британский голос снукера. Был известен как «Шепчуший Лоу» из-за тембра голоса. Комментировал около 50 лет, потом вышел на пенсию. В 2005, говорят, немного комментировал финальный матч ЧМ).
АЛЕКС «УРАГАН» ХИГГИНС
Первый раз встретил «Урагана» в Баркинге. Алекс Хиггинс был легендой, но он больше принадлежал к поколению моего отца, когда он был на вершине, я был очень мал. Я встретил его в 1986, через четыре года после того, как он выиграл свой последний Чемпионат Мира – тот самый знаменитый, когда он пригласил на сцену свою жену с ребенком и плакал перед камерами. К тому времени его лучшие времена уже прошли, но он продолжал оставаться героем, и когда он появился, то выглядел здоровым и, кажется, находился в неплохой форме. У него был стиль.
Он играл в выставочном матче, и менеджер клуба сказал, что я могу сыграть с ним фрейм. Я оказался одним из десяти человек, кто играл с ним в тот день перед сотнями его болельщиков. Я был одет в рубашку и носил маленький галстук-бабочку. Мне было всего десять. Я сделал небольшой брейк и был расстроен тем, что не забил еще несколько шаров (примерно в то время я уже начал делать сотенные брейки).
Он всегда обожал кии и постоянно менял их. Мой кий нравился всем: действительно старое красивое дерево, замечательный баланс, который чувствовали все, ощущения от него в руках и удар, который он позволял наносить. Отец сказал: «Если он будет крутиться вокруг твоего кия, скажи мне, он не должен его получить».
В следующий раз я встретил его в Блэкпуле, когда мне было 16. Это был мой первый сезон в профессионалах. Я сыграл все свои квалификационные матчи, а через шесть недель туда прибыл Алекс, чтобы сыграть свои. Я пошел посмотреть на его игру, потому что хотел увидеть, по-прежнему ли он хорош, и как он играет. Я слышал о нем так много всего, что хотел пойти и увидеть сам. Я сел в первом ряду и наблюдал за ним. Он подошел к своему креслу, качая головой, как цыпленок, и уставился на меня так, будто я сделал что-то неправильно. Я подумал: «У него испортилось настроение из-за меня? Мне следует подняться и уйти? Я его отвлекаю?» Наконец, он пробормотал: «Сходи и принеси мне Гиннесса. Принеси мне Гиннесса!»
В общем, я побежал и принес ему Гиннесс.
С этого момента я смотрел все его матчи и был чем-то вроде его маленького талисмана. Каждый матч он говорил: «Пойди и принеси мне Гиннеса, Ронни, и половину светлого пива. Половину светлого и Гиннесс». Он глотал слова так, что они сливались в одно.
Я подумал: «Невероятно, я ношу Алексу Хиггинсу выпивку. Я был польщен тем, что он попросил меня, а не кого-нибудь другого. Я принес ему выпить и стал наблюдать за его игрой.
Однажды Лен Генли судил его матч, и он попросил Лена отойти назад.
Лен ответил, что именно так он и стоит, на что Алекс возразил, что он имел в виду отойти назад на два шага. Лен ответил:: «Я стою именно на два шага»
«Ты большой, Лен, ты большой», - ответил Алекс.
Он ненавидел Лена Генли, но официалы всегда ставили Лена или Джона Вильямса судить матчи Алекса, потому что они знали, что он запугает до смерти любого другого рефери. Я видел такое сам: он пугал людей.
Теперь, когда я знаю его, мне кажется, что он просто хотел признания. Он любил внимание и ажиотаж. Любил пускать пыль в глаза и устраивать представления. Первый раз, когда он смотрел на меня, я перенервничал до чертиков, а он просто хотел, чтобы я одобрил его, молчаливо спрашивая меня, выглядит ли он хорошо.
Несколько лет спустя в Дублине, где сразу после моей победы на Benson and Hedges Irish Masters, Алекс подошел ко мне и сказал: «Ронни, я могу сделать так, что ты выиграешь Чемпионат Мира».
- О чем ты, Алекс? – спросил я.
- Я поеду в Шеффилд с тобой и помогу тебе выиграть Чемпионат.
- Черт тебя побери, Алекс. Ты смеешься, не так ли? У меня уже есть тренер – Дэл. Он повсюду со мной ездит.
- Кто это? - спросил Алекс
- Он здесь, - ответил я, - это Дэл.
Он посмотрел на Дэла, оценивающе оглядел все его шесть футов восемь дюймов, и прошепелявил, наполовину подражая Брандо, наполовину обитателю ночлежки: «Ты такой высокий, что можешь поставить черный на его точку с желтой стороны стола».
Я подумал, что Алекс решил повеселиться, а Дэл просто засмеялся.
В одну из ночей в Дублине мне позвонили. Я уже был в постели и спал, поэтому на звонок ответил мой приятель Майки the Mullet, который лежал на соседней кровати. Он спросил, кто звонит.
- Это Алекс.
- Алекс, сейчас полтретьего утра, - ответил Майки.
- Скажи Ронни, что мне нужно три минуты его времени
- И для чего тебе нужны именно три минуты? - спросил Майки, - ты яйца варить собрался?
Я проснулся посредине их диалога и лежал, помирая со смеху.
- Ну так, - сказал Алекс, - Скажи ему, что есть возможность попасть на классную вечернику. Там будет много женщин и выпивки.
- Алекс, нам это не интересно. Мы пытаемся немного поспать.
- Ну хорошо. Можешь передать Ронни сообщение?
- Какое?
- Скажи ему пусть идет на х**`
ПИТЕР ЭБДОН
Мой отец называл Питера Эбдона «Психо» (Прозвище дано по названию фильма Хичкока «Психо» - это легендарный черно-белый триллер, который описывает не сколько преступление маньяка, сколько его болезнь, его психоз, сам убийца). Первый раз я встретил его в Кing's Cross Snooker Centre. Ему было около 14, ну а мне соответственно, около 8. У него была короткая стрижка, он был тощ, а еще у него был сумасшедший взгляд.
«Он не выглядит плохим игроком, не правда ли?», - заметил отец. Так что он пошел к нему и сказал: «Хочешь сыграть с моим мальчиком?»
Я играл с Питером три или четыре часа, и отец спросил его, собирается ли он прийти на следующей неделе. Питер ответил, что да. На что папа заявил, что будет приводить меня в клуб каждую субботу.
Вскоре после встречи с ним, мы с Питером и с моим отцом поехали в Хемсби, (деревенька, административный район графства Норфолк, и морской курорт, находится в 12 киломертах от Грейт Ярмута) который возле Грейт Ярмута (небольшой город-порт, населения около 54 тыс) . По дороге туда он заснул в машине, поставив чемодан на колени и обхватив его руками. Вероятно, его мама сказала ему не сводить глаз со своих вещей, чтобы быть уверенным, что ни один из нас не вештается рядом с ними, так как он едва нас знает. Когда мы приехали в Хемсби, папа попросил его одолжить ему расческу. Питер дал ему ее, но позже я видел, как он мыл ее в Dettol (жидкий антисептик). Думаю, что мама также ему сказала не позволять никому пользоваться его расческой, потому что Бог его знает, что он может подцепить.
Я вырос с Питером, и у меня было пару матчей с ним, когда ему начисто сносило крышу. Я играл с ним в Pro-Am в Уитэме (маленький городок в графстве Эссекс, на юго-востоке Англии, население 28 тыс чел) – одно из тех мест, куда вы приходите в 10 утра, съедаете свой бутерброд с беконом, а потом играете шесть или семь матчей до трех побед весь день, и они продолжает до одного или двух часов следующего утра. Питер был постоянным победителем, выигрывая каждый год. За исключением Энтони Хэмилтона никто не мог ему сопротивляться. Мне, кажется, было 13 или 14, когда в полуфинале я встретился именно с Питером. Он был одет в жилетку и рубашку, стоячий воротник которой перехватывала бабочка, а на манжетах виднелись запонки. Остальные же были в джинсах и теннисках. Он был личностью. Он стоял там, и ему было по барабану, что остальные думают о нем. Мне кажется, это замечательно. Он не обращает внимания на чужое мнение.
В Уитеме в полуфинале я вел 2-1 и ему необходимы были снукеры в четвертом фрейме. Я положил в лузу один шар, потом другой, и все быстрее и быстрее двигался вокруг стола. Он закричал: «Давай, Джимми! Давай, Джимми!». И я подумал, что ему нравится моя игра, так что я начал выделываться по-разному, играя одной рукой и дальше в таком духе. После матча он ходил туда сюда по клубу, а затем подошел ко мне и сказал: `Ты хороший игрок, но ты никогда не обыграешь меня снова.»
«Ты проиграл, – ответил я, - я сделал тебя. И у тебя поехала крыша. Ты, видно, вконец зациклился на мне, раз несешь такое». И это было правдой.
Зять Питера сказал моему другу: «Мы вышли из этого снукерного клуба и должны были идти на юг, а в результате прошли около 50 миль на север, когда поняли, куда он идет. Ронни, должно быть, очень сильно смутил его».
Чтобы отдать Питеру должное, мне следует сказать, что в следующий раз я играл с ним в Уитэме примерно два месяца спустя. И он меня обыграл. Я лидировал 1-0 и действительно хотел выиграть у него без вариантов, чтобы он запомнил это поражение. Он выиграл следующие три фрейма. Я ненавидел проигрывать и в лучшие времена, но в тот момент я был по-настоящему расстроен.
Он подошел ко мне после этого, пожал руку и сказал: «То, что я тогда сказал, было неправильно. Ты лучше, чем Кен Доэрти и Джеймс Уоттана. Ты лучший игрок, с которым мне когда-либо доводилось играть». Кен и Джеймс тогда только стали профессионалами, а мне было 14. И я подумал, что это замечательно, что он мог признать, что ошибался, а не продолжил держать обиду.
С того момента мне обычно удавалось брать над ним верх за снукерным столом. Однажды я должен был играть с ним в Абердине и меня спросили, что я думаю о встрече с Эбдоном в следующем раунде. «С кем, - спросил я, - с Психо?». Репортер рассмеялся и записал прозвище. Питер, очевидно, увидел его в телетексте, когда был у себя, потому что когда я обедал в ресторане, он вбежал туда через распахнутые двери, крича: «Так я психо? Я? Я психо?». Он пугал. Если бы я не знал его так хорошо, я бы подумал, что действительно разозлил его на этот раз. «Посмотри на себя. - сказал я, - Ты совершено чокнутый. Ты же просто чертов ненормальный, не так ли?». Он начал смеяться, хотя взгляд у него был, как у Энтони Перкинса (талантливый голливудский актер середины 50х, прославившийся, после того как сыграл маньяка как раз в фильме «Психо»). Он может быть полностью психическим, но он психический по-хорошему. Вы можете веселиться с ним.
Он также очень, очень веселый и один из самых искренних ребят среди снукеристов. Если вы выигрываете турнир, он первый поздравляет вас. Если вы играете хорошо против него, он скажет: «Ты играл великолепно». Он не любит проигрывать, но он умеет это делать – если он думает, что заслуживал поражения, он скажет, что в этот день победил сильнейший.
Единственная вещь, которая мне в нем не нравится – это то, как он потрясает кулаками в воздухе после своей победы. Вы только что проиграли, и это ужасно, а он ходит вокруг и потрясает кулаками. Но когда он выиграл Чемпионат Мира 2002, он прекрасно держал себя в руках. Я смотрел финал со своей девушкой Джо, и всякий раз, когда кто-нибудь звонил, я говорил: «Вы точно это увидите, потому что если выиграет Питер, он точно с ума сойдет. Он в состоянии вытворить все что угодно». А потом он победил, и был так спокоен, что я просто не мог поверить этому. Но я подумал: «Замечательно, молодец». Я был счастлив, что он выиграл, но даже более счастлив, что ему удалось с собой справиться, ведь последнее, что вам хочется увидеть после своего поражения в важном матче, это лунатик, который бегает вокруг стола.
Я считал, что нет никакой возможности, что он сможет выиграть у Стивена Хендри в двухдневном финале. Но с другой стороны я не думал, что он так легко одолеет Энтони Хэмильтона в четвертьфинале, и я действительно не ожидал, что у него получится победить Мэттью Стивенса в одной второй. Мне кажется, что он признается самому себе, что полуфинал был его самым тяжелым матчем в Шеффилде, и что Мэттью должен был выиграть его – Психо выиграл много фреймов, на победу в которых у него не было права. Но именно это делает его таким тяжелым соперником. Питер никогда не знает, когда он проиграет. И это одно из основных качеств Чемпионов Мира. Его психическая сила и его желания являются его очень большими достоинствами. Если он что-нибудь вбивает себе в голову, например, что он хочет выиграть Чемпионат Мира, вам придется приложить по- настоящему большие усилия, чтобы победить его. Даже если он проигрывает пять фреймов, он все равно будет сражаться до конца. Когда я оказываюсь в таком положении, я просто решаю позабавиться, но Питер относится к этому намного более серьезно: он всегда продолжает бороться.
МАРК ВИЛЬЯМС
Мы с Марком Вильямсом можно сказать росли вместе, потому что вместе были и юниорами и выступали в Pro-Am. Он где-то на год старше меня. Хотя он жил в Уэльсе, а я был в Эссексе, из-за снукера мы виделись регулярно. Он стал профессионалом в тоже самое время в Блэкпуле в 1992. Ни один из нас не мог водить, но отец позволил нам порулить его Мерседесом вокруг стоянки Norbreck Castle (отель в Блэкпуле, три звезды). Марк сказал, что машина классная.
- Когда-нибудь у тебя будет такая же, - сказал отец.
- Не будет.
Марк думал, что он никогда не сможет себе позволить такую машину.
Но естественно, папа был прав, и Марк добился большого успеха. Я думаю, он изменился за эти годы. Сейчас мне трудно находить с ним общий язык. Он ведет себя со мной, так будто сочетает в себе Джекила и Хайда: в одно мгновение он говорит мне привет, а в следующее уже полностью игнорирует.
После того, как он победил Джимми на Benson and Hedges в 2002, я поздравил его. До этого Джимми победил меня в четвертьфинале. Его поддерживало так много людей, что я по праву считаю тот матч одним из тяжелейших среди многих, в которых мне приходилось участвовать. Марк победил Джимми 6-5, и я сказал ему: «Снимаю перед тобой шляпу, ты классно играл, мне было чертовски тяжело выдерживать давление всей этой толпы, болеющей за Джимми, так что ты молодец». Казалось, он оценил комплимент. Но после этого он выиграл пару турниров и начал игнорировать меня снова. Я не имел представления, что он сделает в следующий раз.
Мы часто практиковались вместе, и мы понимали друг друга, когда были детьми. Потом меня беспокоило то, что я не могу найти общего языка с Марком. Я спрашивал себя, почему он ведет себя так, как ведет, и единственное, что смог придумать, что в этом виноваты выигранные турниры, и такое поведение что-то вроде психологической игры. Например, он мог очень долго смотреть на лузу, проверяя, проходит ли туда шар, и вы начинали думать, что шар не проходит или проходит с трудом. А он, в конечном счете, наносил удар и все было так же просто, как и в других случаях.
Может, это прозвучит банально, но это именно те вещи, которые могут повилять на вас в снукерном матче. Поведение Марка, как у стола, так и вне его, больше меня не волнует, потому что я доволен собой. Если он чувствует, что должен поступать именно так, как поступает, то такое отношение – это именно то, что он получит в ответ.
ДЖОН ХИГГИНС
Джон Хиггинс – самый замечательный человек из всех, с кем вам когда-либо доведется встретиться. Он один из самых искренних людей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Первый раз я играл с ним в Home Internationals, когда мне было 14 лет. Это было юниорское соревнование, и никто до этого о Джоне не слышал. Считалось, что лучшими среди юношей будем мы с Марком Вильямсом. Шотландия играла с Уэльсом и кто-то сказал мне, что шотландский паренек по имени Джон Хиггинс едва не сделал 147: ему удалось положить одиннадцать красных через черный. Имя ни о чем мне не сказало.
Потом я играл с ним в четвертьфинале юниорского соревнования в Престатине, я и понял, что этого имени я не забуду – он обыграл меня 2-1. Один из моих приятелей спросил его, насколько хорош был матч, и потом пересказал мне ответ Джона, который якобы сказал, что все ему понравилось, но этот Ронни О’Салливан не завоюет трофеев. Вспоминая все это сейчас, я думаю, что мой приятель, вероятно, пытался подразнить меня, потому что я не могу представить, что Джон может сказать что-то подобное – это не в его характере.
Мы никогда не выпивали слишком много, если выбирались куда-то. Он любит выпить немного, но, в общем и целом, когда он играет на турнире, он становится очень серьезным и сосредоточенным – настоящий профессионал. Меня это восхищает в нем. И если он играет хорошо, вам ничего не остается кроме как сидеть в своем кресле и наблюдать: он увидел цель, и он не промахнется.
Один раз я играл с ним в Matchroom League. Перед матчем я увидел Джимми Уайта, и тот спросил у меня: «Где ты был прошлым вечером?».
- Что ты имеешь в виду?
- Мы с Джоном были в одном маленьком пабе, смотрели футбол, и Хиггинс напился вдрызг».
Я подумал
- Айе, айе. Неплохо, он не сможет забить ни одного шара сегодня.
Джон сидел на своем месте и читал газету. Он не выглядел слишком плохо, но и слишком хорошо он тоже не выглядел.
Я сделал брейк в 40 очков, он подошел к столу и очистил его. Потом он сделал брейк 100, потом 90, потом еще 100. И это после того, как он пил всю ночь. Он не промахивался по шарам. Невозможно было поверить, что он куда-то ходил прошлым вечером. Никто не мог играть так с похмелья.
В перерыве он сказал мне: «Меня всего трясет, мы слишком много выпили прошлым вечером» - и это при том, что он показывал одну из лучших игр, которые мне когда-либо доводилось видеть.
Во время Чемпионата Мира 1998 он сыграл со мной еще одну сессию, во время которой не позволил положить ни одного шара. Счет был 4-4, а потом он просто размазал меня по полу – 12-4. Матч закончился со счетом 17-10. Он вынес меня. И мне еще повезло, что я взял десять фреймов. Я знал, что он выиграет Чемпионат в том году. Дэл перед турниром сказал мне: «В этом году ты просто великолепен, мы выиграем здесь», но я не был в этом уверен, не чувствовал, что я готов, и Джон просто уничтожил меня, а я никак не смог ему ответить. Он был на вершине своей формы, и хотя я тоже играл неплохо, я знал, что я не был достаточно хорош, чтобы победить его.
Без сомнения лучший игрок, с которым мне приходилось играть, это Стивен Хендри, но Джон Хиггинс ничуть не хуже (затем в моем рейтинге идут Марк Вильямс, Стив Дэвис и Джимми Уайт). Единственная разница между ними состоит в том, что когда вы оставляете стол Хендри, вы никогда не можете быть уверены на 100% , что ваш отыгрыш был достаточно удачен. Джон же сам играет более безошибочно. В каком-то смысле, его победить даже сложнее, потому что его отыгрыши невероятно великолепны.
СТИВЕН ХЕНДРИ
На момент написания этих строк, я увиделся со Стивеном Хендри впервые с того момента, как на Чемпионате Мира 2002 объявил, что собираюсь безжалостно побить его в полуфинале и отправить домой. Мы играли на Scottish Masters в Глазго, первом турнире сезона 2002-2003, который я выиграл – замечательные ощущения. Я победил Стивена в полуфинале, а потом Джона Хиггинса в финале. Мы со Стивеном пожали друг другу руки перед матчем, но он отказался разговаривать со мной. Я видел его еще в коридоре, поздоровался с ним, но он проигнорировал меня. Я почти был готов сказать: «Слушай, на самом деле я не имел в виду того, что я сказал, я просто хотел сделать матч поинтереснее», но это не было бы чистой правдой. Я хотел победить его, но я надеюсь, что Стивен понимал, что я подразумевал снукерный стол, а не какое-то физическое действие. Возможно, мне следовало сделать это более очевидным, но в моих словах прозвучало очень много расстройства; вероятно в тот момент в них отразилось мое разочарование жизнью.
Отношения между нами были несколько натянутыми с нашего матча на Чемпионате Мира 1999. Если ваш оппонент думает, что вы не попали по шару умышленно, когда вы пытаетесь выйти из снукера, он может попросить вас седлать это снова. И Стивен попросил меня сделать именно это, а я посчитал, что он был не прав. Он знает, что я никогда не промахиваюсь умышленно. Я никогда еще не уходил после матча настолько злым. Казалось, что это было не слишком порядочно по отношению ко мне, и уже не мог уважать его, как раньше. Это был действительно неприятно, потому что тот полуфинал был одним из лучших матчей, которые показывали по телевизору. Хендри победил меня 17-14. Он сделал четыре или пять сенчури брейков, я сделал четыре, один из них был заходом на 147, когда я промахнулся по розовому, когда у меня было 134. Это был бы мой второй максимум в Шеффилде, чего и по сей день никто не сделал, и мне бы хотелось сделать этот максимум.
Воспоминания о том полуфинале изводили меня три года, и в 2002 я подумал: «О да. Пришел час расплаты. Как оказалось потом – не пришел. Мои намерения бумерангом прошлись по мне, и я проиграл. Возможно, мне следовало бы контролировать себя перед камерами во время того интервью, но я хотел высказаться и высказался.
Разочарование, связанное с этим матчем, было даже более глубоким, чем то, что я испытал в 1999. В его основе лежало то, что мне пришлось примириться с тем, что иен Дойл является нашим общим менеджером. Не думаю, что сейчас я нравлюсь Иену. Он не разговаривает со мной с момента моей выходки перед матчем со Стивеном в 2002. Возможно, это потому что он относится к Стивену, как сыну, - точно также как ко мне относится Барри Хэрн. Когда кто-то противостоит Стивену или критикует его, Дойл воспринимает это как личную болезненную обиду. У Иена Стивен всегда был номером первым и к нему всегда относились лучше всех. У него была машина, которая отвозила его на матчи, тогда как все мы вынуждены были пользоваться бесплатными машинами, которые предлагала гостиница. Если у Стивена были какие-то дела, его всегда отвозил Джон Кэрролл. Все остальные из конюшни Дойла смеялись над этим, потому что это было чересчур – подъезжала машина, и мы говорили: «О, она уже здесь, машина для Лорда Хендри».
В полуфинале 1999 произошел инцидент, который, как мне кажется, объясняет механизм работы конюшни Дойла. Счет в мачте с Хендри стал 12-12, и после этого оставалась только финальная сессия. Я пошел в ресторан при гостинице, где уже сидели Джон Кэрролл вместе с Йеном Дойлем. Я был с моим приятелем Эндрю, который приехал на турнир, чтобы работать в моей команде. Мы ждали столик, когда Йен обратился ко мне.
- Слушай, Ронни, ты ведь еще ничего не запланировал на каникулы, не так ли? – спросил он
- Нет, еще ничего не запланировал
- Хорошо. Потому что если ты выиграешь Чемпионат Мира, спрос на тебя будет просто невероятным, ты жутко понадобишься куче журналистов, да и спонсорам тоже. И все дальше в таком же духе.
- Иен, - сказал я, - Я не хочу знать об этом. Я в средине важнейшего матча своей жизни. Последнее, чего мне хотелось бы – это начать думать заранее обо всех тех прекрасных контрактах, которые мне предложат. Я не хочу говорить об этом. Я здесь только для того, что бы сыграть в этом гребаном снукерном матче.
Некоторые люди полагали, что Иен Дойл пришел в игру только ради денег, и что он даже не любит сам снукер. Не думаю, что это правда. Он любит снукер, и он любит Стивена Хендри. К тому времени как я заключил контракт с Дойлом, мне было 21, и я знал, как отстаивать свои интересы. Сделка, которую я заключил, позволяла мне контролировать свой доход в большей степени, чем это делали большинство представляемых им игроков. Но мне не нравилось, как он относился ко мне, и мне совершенно не устраивала его идея сделать свой собственный тур. Чтобы воплотить ее в жизнь, ему бы пришлось, практически, разрушить игру в том виде, который существовал. Я заключил договор Всемирной Снукерной Ассоциацией, по которому я оставался с ними, ведь я в любом случае собирался уходить от Иена, и, вероятно, это было лучшее, что я сделал за свою жизнь, поскольку в результате я снова стал независимым.
Дела в конюшне Иена обстояли таким образом, что я знал - если я буду играть против кого-нибудь из его большой тройки, он будет поддерживать их. Это ненормальная ситуация, и я думаю, что слово «конюшня» говорит обо всем. Вы можете себе представить Алекса Фергюссона тренирующего Манчестер Юнайтед, Ливерпуль и Арсенал одновременно? Как по мне, идея снукерной конюшни, кажется как довольно унизительной, так и изначально содержащей в себе конфликт интересов.
В декабре 2000 я, в конце концов, порвал с Дойлом. Я не хотел быть вторым для кого-либо еще. Я был на том этапе карьеры, когда мне нужно было быть главным приоритетом. После этого я показывал великолепный снукер. Я выиграл Benson and Hedges Irish Masters сразу после того, как я разорвал с ним отношения, потом Чемпионат Мира и Премьер Лигу. Все это было просто замечательно, особенно с учетом того, что я победил Стивена Хендри в двух финалах - Irish Masters и в Приемьер Лиге. В играх со Стивеном я чаще побеждал, чем проигрывал. И я очень горжусь этим рекордом.
Люди спрашивают меня, какой Стивен Хендри на самом деле? Я думаю, что временами он может быть немного скучным, но он не злой. Он действительно очень сосредоточен и посвящает себя работе, еще он просто довольно застенчив и не очень большой любитель поговорить.
Несколько лет назад, когда Стивен победил меня в финале Benson and Hedges, Иен Дойл, стоя рядом с Дэлом, во время наших послематчевых интервью, сказал ему перед всеми: «Чтобы Ронни стал как Стивен, он..»
Дэл оборвал его, не дав закончить: «Стоп, стоп, стоп, Иен. Мы не хотим, чтобы Ронни был как Стивен. На Ронни ходят зрители».
В общем, чтобы я ни чувствовал к Стивену, с моей точки зрения, он, вероятно, самый великий игрок, который когда-либо играл в снукер. Его умение класть шары под давлением делает его лучшим. Любой хороший игрок может класть шары, но только он умеет это делать, когда есть настоящее давление. Он всегда демонстрирует лучшую форму в самых тяжелых ситуациях, обычно на Чемпионате Мира. И стоит вам подумать, что вы хорошо отыгрались, как он забьет красный и сделает с него сотенную серию. Иногда удар, который он выбирает, кажется самоубийственным, но достаточно часто – слишком часто для всех нас – он кладет шар в лузу. Так что его удары отнюдь не самоубийственны: они просто являются его версией рассчитанного риска. Под давлением он играет только сильнее, в то время как большинство игроков играет хуже. Его длинные удары также постоянно великолепны по ходу матча.
Именно поэтому я говорю, что, возможно, он лучший игрок всех времен.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ: Игроки.
читать дальшеДЖИММИ УАЙТт.
Первым игроком, который действительно привел меня в восхищение, оказался Джимми Уайт. Я принимал участие в турнире для тех, кому не исполнилось 16 лет в Бирмингеме. Там же были в тот момент и лучшие профессионалы, лучшие юниоры и лучшие женщины. Бирмингем это что-то вроде снукерного аналога Уимблдона.
Я практиковался, и в этот момент Джимми вошел в комнату. Он был одет в джинсы, старую рубашку и старые ковбойские туфли, в руках держал короткий кожаный футляр для кия, а сопровождало его пять человек. Он казался очень хорошим и крутым, одновременно: стильно-крутым. Подойдя ко мне, он сказал: «Привет, меня зовут Джимми Уайт. Я много слышал о тебе, Ронни».
На тот момент мне было 14, и я лишился дара речи. Стив Дэвис был моим любимым снукеристом, но Джимми Уайт был моим идолом. Он был первым великим игроком, кто подошел ко мне и заговорил, как обычный человек. Я был ему интересен, а еще ему было интересно заводить друзей. Я спросил его, не хочет ли он потренироваться за моим столом, и он ответил: «Замечательно. Он мне подходит». Я стоял и смотрел, как он практикуется, и за пять фреймов он не сделал ни одного промаха. Он был невероятен. Он выигрывал тогда все – ну да, все, кроме Чемпионата Мира, конечно.
В следующий раз мы с ним встретились в Блэкпуле на European Open, когда мне уже исполнилось 16. Я проиграл только один матч из пятидесяти, а Джимми тогда играл первый матч в сезоне. Я выиграл у него 5-1, а матч длился только 50 минут. Я был уверен в себе настолько, насколько было можно, но я все равно даже не мечтал, что смогу победить его. Я не подумал, как для него это может быть тяжело - играть в тех крошечных комнатках. Я никогда не выступал на больших аренах, поэтому для меня это было, как мой персональный Театр Крусибл, но для него это должно было быть чем-то вроде: «Я получил в соперники этого шестнадцатилетнего мальчишку, которые вдруг взял и выиграл все эти матчи и все теперь о нем говорят». И давление он должен был ощущать нешуточное. Я летал после матча, а Джимми сказал: «Ты хорошо играл», и ничего больше не добавил.
Потом, когда я стал профессионалом – это случилось очень скоро – он дал интервью, где сказал, что Ронни О’Салливан, как глоток свежего воздуха для снукера, игре очень повезло», ну и как только я вошел в круг профессионалов, мы стали довольно дружны.
Я все еще благоговел перед ним. И все еще не чувствовал себя свободно в компании с ним или с любым другим топовым игроком. Они разговаривали друг с другом, и если мне удавалось ввернуть хотя бы «привет», я чувствовал себя польщенным.
В Престоне в 1992 я принимал участие в Чемпионате Великобритании, и мне надо было встретиться с Клиффом Уилсоном, чтобы попасть в 1/8 и сыграть со Стивеном Хендри. Матч с Стивеном должны были показывать в прямой трансляции. Я собрался позавтракать в Posthouse Hotel, прямо напротив Гайд Хола, а за столиком рядом сидел парень, которого называли Собака Гарри. Он был азартным игроком, большим, упитанным, благодушным медведем, который играл в азартные игры. И он был серьезен. Я услышал, как он сказал: «Значит так, я ставлю пятьдесят тысяч на этого, этого, этого и этого и на Ронни О’Салливана». Это как выстрел из нескольких стволов одновременно – когда вы делаете ставку на десятерых, вы думаете, что проиграть невозможно. С его точки зрения выигрыш уже ждал его в банке, ведь это такой простой способ превратить пятьдесят тысяч в сто пятьдесят. И я подумал: «Твою мать, он действительно поставил столько денег на меня?» Ощущение было не из приятных. Тогда я не знал Собаку Гарри, но позже мне сказали, что этого его работа: он ездит на все турниры и ставит на игроков.
Первую сессию Клиффом Уилсоном я закончил 4-4 – а ведь я вел 4-1.Также я сделал брейк в 145 – лучший брейк на турнире на тот момент, и я играл действительно хорошо, просто он вдруг начал класть шары из любой позиции. На следующий день вечером мы появились, чтобы закончить матч. Нас всех собрали вокруг стола для практики, и мы ждали вызова на вечернюю сессию, а Джимми стоял рядом. Он посмотрел на меня и сказал: «Есть хоть один гребаный шанс, что ты победишь этого жирного, лысого, наполовину слепого типа?»
Я переспросил: «Что?»
Потом до меня дошло. За день до матча я видел Джимми за столом для практики, и он просил кого-то поставить четыре тысячи для него. И, кажется, эта ставка была на меня. А я лажанулся и все пошло не так.
Джимми играл с Дэвидом Ро в другой части арены. Вы можете пройтись по коридору, чтобы посмотреть все матчи, и после каждого фрейма своего матча, но подходил к моему столу, чтобы проверить, как обстоят дела. Мой матч проходил 5-4, 5-5, 6-5, 6-6, 7-6, 7-7 и в это же время Джимми играл свой матч. Я чувствовал себя так, будто все игроки назначили меня крупье на время этого матча.
Я закончил проигрышем 9-8. Я был расстроен. Джимми в своем матче выиграл 9-8 и прошел дальше, победив потом в фиале Джона Пэррота. Так что он не оказался в накладе, но во время матча он заставил меня чувствовать себя ужасно, особенно, когда я уходил. Он оказал на меня колоссальное давление. Если я когда-нибудь поставлю на игрока, я никогда не скажу ему. Спасибо. Джим!
Все смеялись после матча. Игроки вроде Вилли Торна нашли это забавным, но мне было совсем не смешно. Я никогда не говорил Джимми, как плохо я себя чувствовал из-за этого. Произошедшее не повлияло на мое мнение о нем – он для меня по-прежнему оставался героем и по-прежнему хотел быть его другом, потому что он мне нравился. Я никогда не забуду, как он подошел ко мне и заговорил, когда мне было четырнадцать.
Люди часто спрашивают, почему Джимми так и не выиграл Чемпионат Мира. Он участвовал в шести финалах и проиграл все шесть. Я думаю, частично это могло случиться из-за того, что он недостаточно серьезно относился к остальной части сезона. К моменту приезда в Шеффилд он редко участвовал в достаточном количестве матчей или побеждал в достаточном количестве турниров.
Когда я начинал играть в Шеффилде, я часто видел Джимми, который играл в местных клубах до 5 или 6 побед за 500 или 1000 фунтов. И я тогда думал, что это с его стороны честно. Со временем я понял, что перед Шеффилдом он старается получиться как можно больше игровой практики. Как будто другие турниры ничего не значили. За месяц до Чемпионата Мира он начинал тренироваться и, казалось, что он превращается в какого-то другого Джимми. Если бы он вел себя так весь сезон, я уверен, что он мог бы выиграть свой Чемпионат и даже не один раз.
Он уделял такое внимание победе на Чемпионате Мира, что это стало навязчивой идеей. Он хотел этого так сильно, что, в конце концов, это полностью поглотило его. Пару раз он паниковал в финалах. Один раз он вел 14-8 в матче с Хендри. Я знаю, что Хендри тогда играл хорошо, но Джимми никогда не упускал таких возможностей. Без разницы как плохо Джимми играл, он в состоянии был выиграть еще четыре фрейма.
У него больше способностей, чем у любого другого игрока, с которым я встречался. Технически Стивен Хендри, Стив Дэвис и Джон Хиггинс были намного лучше. Они знают свою игру вдоль и поперек, в то время как Джимми играет больше за счет своих способностей, а не стратегии. Но из всех игроков, как по мне, с Джимми играть сложнее всего, потому что когда он играет хорошо, безопасного шара на столе нет. У него не просто потрясающая кладь. Он умеет делать великолепные отыгрыши и строить брейки, и он может выигрывать турниры, но ему немного не хватает дисциплины, как игроку. К несчастью, в его жизни никогда не было кого-то вроде Дэла, который стал для меня и тренером и другом.
Все топовые игроки имеют свое окружение. Чем вы популярнее, тем больше оно у вас. У Джимми таких прилипал больше чем у кого-либо другого. Многие из них хорошие люди, но я помню момент, когда я собрался в Шеффилд посмотреть, как он играет с Джоном Пэрротом в финале Чемпионата, и видел, как в ложе Джимми сидело пять или шесть товарищей, которые начали пить пиво и говорить: «Джимми, сделай его и пошли праздновать». Через час Джимми проигрывал 7-0. Ему нужен был кто-то, кто мог бы заставить его переключаться. После Чемпионата мира времени больше чем достаточно – три или четыре месяца, чтобы заниматься тем, что вам нравится.
Финал – это целых два дня напряженного снукера, и вам не хочется видеть ни своих друзей, ни семью. Моя семья приехала только в последний день, и я сказал им, что действительно не хочу их там видеть. Мне жаль, что Джимми не выиграл Чемпионат, потому что он мой друг, и я знаю, как много это значит для него и его отца Томми.
Пока я не выиграл Чемпионат Мира, я говорил себе: «А так ли это важно выиграть Титул? Не думаю. Здоровье немного важнее, столько всего ужасного происходит, а ты волнуешься про Титул Чемпиона Мира». Я пытался обмануть себя, но это никогда не срабатывало. В конце карьеры снукерного игрока, первый вопрос, который люди задают, оценивая его достижения «Выиграл ли он Чемпионат Мира?».
Я был в такой же ситуации, как и Джимми в своем финале против Джона Хиггинса. Я вел 14-7 и едва не выкинул это преимущество на ветер. Это совсем иной вид давления, но я сумел пройти через него. Я выдержу давление лучше в следующий раз, когда попаду в финал.
Это печально для Джимми, потому что я не думаю, что он сможет выиграть Чемпионат Мира сейчас. Годы идут, и чем старше ты становишься, тем труднее тебе выдержать психологическое давление. А вокруг слишком много классных игроков. Если бы таких было только двое или трое, как в те времена, когда царствовал Самородок, то, да, конечно, он бы смог сделать это. Но я не думаю, что даже Денис Тэйлор смог бы выиграть Чемпионат в наши дни, потому что раньше, когда Стив Дэвис был на голову выше всех остальных, вы могли быть уверены, что, победив его, вы без вариантов выигрываете Титул Чемпиона Мира. Но сегодня, если вы побеждаете Стивена Хендри, следующим соперником становится Марк Вильямс или Питер Эбдон или Джон Хиггинс. Но при всем сказанном, я был бы счастлив, если бы Джимми доказал, что я ошибаюсь.
Джимми – снукерный гений, но он проигрывал таким образом много раз. И, в конце концов, я не думаю, что ему стоит винить кого-нибудь кроме себя. Если вы лучше, чем ваш соперник вам следует выигрывать. Посмотрите на Тайгера Вудса - он настолько лучше всех остальных и ему удалось выиграть так много Больших Шлемов, потому что он применяет свои способности на деле. В гольфе говорят, что турнир начинается сначала, когда дело доходит до девяти последних лунок, и я верю, что это же применимо и к снукеру. Возьмите четвертьфиналы или полуфиналы Чемпионата Мира – Стивен Хендри в них опасен вдвойне, потому что он чувствует запах победы.
Как-то я участвовал в турнире в Абердине. Мой матч с Полом Хантером должен был вот-вот начаться, и Дэл пришел ко мне в номер, чтобы разбудить. Как раз до этого он внизу пообщался со всеми игроками. Дэл может разговаривать с кем угодно. Я видел, как он вел долгие пространные беседы с людьми, которые даже не говорят по-английски, а потом приходил и говорил: «О, мы действительно мило поболтали», на что я отвечал: «Но Дэл, он даже не говорит по-английски, а ты не говоришь на ее языке», а он замечал, что это совсем неважно! Если бы я сказал Дэлу, что мы должны пойти покатать шары в 3 часа утра, он бы поднялся и ровно в это время ждал меня у стола. Именно поэтому я так сильно люблю его. Папа когда-то сказал, что если ты попросишь Дэла вставить огурец в задницу и пройтись по арене, потому что это заставит тебя играть лучше, он сделает это для тебя. «Он бы никогда так не сделал», - сказал я отцу. «Чего еще тебе можно желать? - ответил отец. – Тебе помогает замечательный человек».
Итак, Дэл забарабанил в дверь и не получил ответа. В 7.45 он решил таки зайти в комнату, а я был еще в постели. Он сказал:
- Рон, ты играешь через пятнадцать минут. Поднимайся.
- Я не буду играть, - ответил я.
- Ты должен. Тебя поставили на телевизионный стол. Тебя все ждут и спрашивают, куда ты запропастился.
- Скажи им, что я не играю. Я не в настроении.
Я боялся выйти из номера и повести себя как идиот. Психологически, я не был готов к матчу. Я играл профессионально уже восемь лет, и снукер не делал меня счастливым. Дэл защекотал меня и сказал, что я должен подняться. В конце концов, я включил зажигание: уже в лифте я застегивал свой жилет, а Дэл поправлял на мне бабочку. Попрактиковаться я, естественно, не успел.
Я проиграл со счетом 3-5, при том, что проигрывал 0-3. Забавно, но именно при 0-3 я стал чувствовать себя хорошо, и мне захотелось выиграть матч – что-то во мне будто щелкнуло и встало на место. Но было уже поздно. Если бы оно щелкнуло немножко раньше, у меня был бы шанс пройти этот этап и выиграть турнир, но я сам все испортил. Я говорил себе, что мне просто не повезло, но, конечно, дело было не в этом – я сам совершил ошибку, когда настроил себя на поражение. Я ушел после матча наполовину удовлетворенный наполовину расстроенный. Я действительно поставил себя в безвыходное положение. Я держал в уме, что собираюсь играть плохо, поэтому я и не дал себе ни единого шанса. Я пошел к Джимми в номер и рассказал, как я расстроен.
- Я сейчас лежу на постели и думаю, что я не хочу здесь находиться.
- Рон, со мной ровно то же самое . - В тот вечер он тоже проиграл.
- Но ты говоришь, что ты любишь игру, - сказал я ему.
- Бывают времена, когда люблю, бывают – когда ненавижу. Да, иногда игра создает проблемы, но когда я играю хорошо, она мне нравится.
- Я чувствовал что-то вроде этого сегодня. Я не хотел идти играть. Дэлу пришлось вытаскивать меня из постели. Я чувствовал, что играл отвратительно, но внезапно все стало на свои места, но было уже слишком поздно.
Мы с Джимми проговорили пару часов, но, в конце концов, я сказал
- Джимми, я не думаю, что выдержу так дальше.
- Слушай, я знаю, о чем ты говоришь. У меня есть еще шесть или семь лет в снукере, и я постараюсь провести их так хорошо, как смогу. Но у тебя впереди целая жизнь. Просто наслаждайся снукером, насколько это возможно.
- Но все, чего я хочу, это выходить и получать удовольствие от себя самого, - ответил я, - но у меня даже этого не получается.
Снукер начал мешать мне жить. Нет, я не имею в виду, что это было похоже, будто бы я не мог даже покинуть свою ложу после поражения в первом круге в Абердине, потому что через неделю был еще один турнир. Нет. Для меня это было как девять месяцев мучений, которыми я зарабатывал три месяца удовольствия, когда я мог делать то, что хотел. Такое отношение сложно назвать здоровым.
Вы бы не назвали меня профессионалом. Больше всего я был похож на кого-то, наделенного способностями, кто может пользоваться ими время от времени. Именно так и удерживался в первой пятерке рейтинга. Но вот такая вот обычная беседа с Джимми, позволяла мне расслабиться и лишала силы того, что так волновало меня. Я вернулся в свою комнату, заснул и двинулся по жизни дальше.
Первый раз, когда я добрался до полуфинала Чемпионата Мира в 1996, мне позвонили. «Мистер Уайт на проводе, спрашивает вас», - сказали мне на коммутаторе.
Я услышал голос Джимми. «Ты играл фантастически, - сказал он, - просто иди и выиграй этот титул. Ощущения от игры на столе, который стоит один на сцене, немного другие, но ты играешь потрясающе, и мы все поддержим тебя. Я играю хуже, но ты добираешься до финала».
Я подумал, что с его стороны было очень мило так сказать. Он проиграл свой матч раньше и уехал домой. Его поддержка вдохновила меня, и я вышел на игру, словно на крыльях. Но я проиграл.
Я пытаюсь делать тоже самое для людей, с которыми мне приходится общаться по игре. Джимми научил меня этому – быть спортсменом. Если кто-то показывает хороший результат, и мне кажется, что показывает заслуженно, как Джон Хиггинс, например, я позвоню ему и скажу: «Великолепно. Я очень рад за тебя».
После того, как Джимми проиграл на самом старте Чемпионата Мира 2001, он сказал: «Все, чего я теперь хочу, чтобы Ронни выиграл турнир». Он сказал, что собирается на отдых, и будет смотреть только мои игры. «Если он попадет в финал, я сокращу свои каникулы и вернусь назад, чтобы поддержать его», - сказал он.
И кто бы вы думали, появился перед вечерней сессией финала? Джимми зашел в раздевалку, пожелал мне удачи и сказал: «Мы все поддерживаем тебя. Ты уже сотворил чудо, а теперь просто иди и выиграй матч». Одна мысль об этом уже вдохновляла меня. Он пришел вместе с Ронни Вудом, который проворчал: «Да, просто иди и сделай свое дело, Рон». Я вспомнил время, когда в доме Ронни мы с Джимми, вдрызг пьяные, играли в самый лучший снукер в своей жизни.
После того, как я выиграл Чемпионат, естественно я подумал о маме с отцом, но я также подумал о Джимми, потому что знал, как сильно он хотел выиграть титул. Каждый снукерист говорит, что если не ему быть Чемпионом в этом году, то он бы хотел, чтобы Чемпионом стал Джимми. Все любят его. Он ладит со всеми, и он один из самых веселых людей, которых я знаю. Он как будто я, но старше. Пусть ему уже 40, но это не мешает ему до сих пор творить, что ему заблагорассудится. Например, играть в карты в номере с тремя десятками человек внутри и организовать им доставку еды на тарелках. Вы всегда безошибочно узнаете номер Джимми по горе тарелок возле него.
Даже несмотря на то, что он не выиграл Титул, он не озлобился. Возьмите любого игрока - от Дениса Тэйлора до Стива Дэвиса, от Джона Хиггинса до Мэттью Стивенса, от Марка Вильямса до Кена Доэрти, до меня – мы все восхищаемся Джимми, из-за его отношения к победе или к поражению.
Однажды я играл с ним на Кубке Наций в 1999, мне было жаль его, потому что Стивен Ли, Джон Пэррот и я, все играли великолепно за Англию, в то время как Джимми играл как хорошо, так и плохо, и можно было видеть, как он переживает, чтобы не разочаровать команду. Победу на турнире мы решили отпраздновать парой бокалов. Мы пробыли на турнире неделю и выиграли его для Англии. Это была великая победа – Англия не выигрывала этот трофей много лет – но не могли найти Джимми. Его не было нигде. Я знал, что он чувствовал, что показывал не свою лучшую игру, так что я позвонил ему и спросил, где он есть. Он сказал, что чувствует себя не очень хорошо. «К черту, - ответил я, - ты несешь чушь, это командная победа». И это была правда, потому что даже когда Джимми не показывает свой лучший снукер, он все равно поддерживает дух команды. Именно такое действие он оказывает на других игроков.
Когда-то «The News of the World» (крупнейшая британская газета) разместила большой материал о нашем с Джимми путешествии в Тайланд. Получилось так, что в моем номере оказалась девушка, которую звали Джим – забавно, не так ли. Случилось это так…
Хотите верьте, хотите нет, но проституткой она не была, но я знал, что все остальные подумают ровно наоборот, а еще я знал, что ребята из «News of the World» были где-то неподалеку. Я знал их в лицо, потому что я беседовал с ними сразу же после приезда: они притворялись туристами, я как раз мило разговаривал с ними, когда понял, что они журналисты, которые хотят написать про нас, какую-нибудь историю. Так что я сказал ей: «Встретишь меня на 27 этаже, а я буду там через минуту» - и она пошла. К несчастью журналисты поднялись в лифте вместе с ней, и были на площадке в момент, когда я сам пришел туда. Я увидел их обоих, а девушка начала звать меня по имени. Я подумал: «О черт, я попался», и единственное, что нам оставалось, это невозмутимо зайти в номер. Позже они позвонили мне в номер и спросили, хочу ли я как-то прокомментировать произошедшее, а я сказал им: «Не поступайте так со мной. По возвращении домой я собираюсь жениться, и она не будет счастлива, если узнает об этом. Она не пойдет за меня. Пожалуйста, не подставляйте меня». Честно говоря, мне было насрать, но ради смеха я решил согласиться на это. Естественно, это все равно появилось в газетах. Заголовок они придумали классически сенсационный: «РОННИ ПРОВЕЛ С ДЕВУШКОЙ В НОМЕРЕ ШЕСТЬ ЧАСОВ». Папа гордился мной. Когда один из его приятелей показал ему газету, он сказал: Это мой мальчик». Несмотря на это, моя девушка в то время, Ванесса, забрала меня из аэропорта. «Не верь всему, что ты читаешь в газетах», - попросил ее я, испытывая свою судьбу. «А я и не верю», - ответила она.
Я был влюблен в Ванессу, которая была примерно на восемь лет старше меня. Я встретил ее, когда мне было 18, практически сразу же после победы на Чемпионате Великобритании. До этого у меня была только одна девушка – Пиппа, и я вовсе не был дамским угодником - я был все еще слишком застенчив. В сочельник я пошел в клуб как раз после победы на ЧВ. Туда пришла блондинка, выглядящая как Ульрика Джонсон. Я начал разговаривать с ней, а потом докучал ей около двух месяцев, названивая на работу – она продавала средства после бриться в Harolds - каждый день, спрашивая, могу ли я подвезти ее домой. Он отвечала «нет», потому что уже встречалась с кем-то другим, но, в конце концов, она согласилась.
Мы встречались около полутора лет и закончили тем, что стали жить вместе. Моя мама не любила ее с самого начала, потому что она гораздо старше меня и потому что даже когда мы начали встречаться, она не разорвала отношения со своим бойфрендом. Она хотела обязательств, но в то время не было никакой возможности, что я захочу иметь детей, так что она покинула меня и уехала в путешествие по Австралии. Кончилось тем, что она родила ребенка от кого-то другого. Я все еще встречаю ее время от времени, и она, без сомнения, замечательная мама.
«The News of the World» подставили и Джимми тоже во время той поездки. И вот это действительно испортило мне настроение. К тому времени, как я играл в финале, Джимми уже покинул город, чтобы попробовать расхлебать последствия. Мы с Тони Драго стояли в холле гостиницы, когда увидели журналиста, который написал эту статью. Я почувствовал, что вправе осуществить небольшую месть, как бы патетитчески это ни звучало. Так что я набрал ведро ледяной воды, подошел к нему сзади и вылил воду ему на голову. Он завизжал как поросенок. «Это за то, что подставил моего друга», - сказал я, - «На то, что ты написал обо мне, я плевать хотел». Он не сказал ничего, но я знал, что он был шокирован. Как будто это в первый раз заставило его задуматься о том, для чего он живет. Его послали сюда исключительно для того, чтобы подставлять людей. Такого никогда не случалось раньше, но очевидно, что они знали, что я собираюсь сюда, Джимми собирается сюда, так что у них был шанс повеселиться.
ДЖОН ПЭРРОТ
Когда Англия выиграла Кубок Наций, Джон Пэррот был нашим капитаном. В конце мы перепрыгнули барьер и кинулись обнимать его, потому что он выиграл последний фрейм для нас.
У нас очень разные характеры – Джон домашний человек, увлеченный своими лошадиными скачками, и он действительно не пьет. В то время, как Джимми и я ходили развлечься после выставочных матчей и заканчивали вечер в кабаках различного толка, Джон предпочитал пойти поесть. Но с ним интересно, особенно когда мы в Китае или Тайланде. Он приходит на обед вместе с нами, садится и шутит три или четыре часа, потом он возвращается в отель и оставляет нас с Джимми, говоря на прощание: «Спокойной ночи, мне пора в постель, увидимся утром». Когда бы нам не приходилось бывать на Дальнем Востоке, первое, что мы видели утром – это Джон, разгадывающий свой кроссворд в Таймс. Это довольно странное сочетание: в одно мгновение он превращается из активного члена компании в человека, который разгадывает кроссворды.
Хотя у нас хорошие отношения, и я регулярно встречаюсь с ним уже 10 лет, я не чувствую, что знаю его по-настоящему. Вы никогда не станете очень близки ДжП. Он вряд ли скажет вам: «Когда будешь в Ливерпуле, позвони мне или зайди в гости, и мы сходим куда-нибудь». Куда вероятнее, что он увидит вас, спросит как ваши дела и пойдет своей дорогой. Конечно, он все еще играет, но сейчас, вероятно, его куда больше знают по многолетним появлениям в «Question of Sport» и комментариям во время трансляция ВВС. Несколько раз он говорил вещи, которые заставляли меня чувствовать себя неловко. Например, однажды он мне сказал, что способностей у меня больше, чем когда либо было у него. Я не думаю, что он был достаточно справедлив к себе: он великий игрок, который завоевал множество трофеев, и - на минуточку - до того как Джон Хиггинс, Марк Вильямс и я пришли в снукер, он был единственным, кто, встречаясь лицом к лицу с Хендри, редко сгибался под его давлением. Он был единственным человеком, с кем Стивен не любил играть.
В другой раз он спросил, сколько я зарабатываю, играя в снукер. Этот вопрос не был неуважительным, он просто поинтересовался, я ответил, и он сказал: «О да, столько я уже заработал. Я играю в два раза дольше, чем ты, но способностей у тебя больше раз в пять».
Я предполагаю, что это был комплимент, но мне все еще неловко от него.
Он потом сказал, что если бы у меня на плечах была голова Джона Хиггинса или Марка Вильямса, я бы никогда не проигрывал. «В мире нет никого кто бы смог встать рядом с тобой, но иногда с твоей головой что-то случается и тогда победить тебя может каждый».
Но, конечно, он знал, как победить меня. На протяжении длительного времени – шесть или семь матчей подряд – он был моим кошмаром, я просто не мог побить его.
У него прекрасный удар, а еще он всегда ходил вокруг стола с наклейкой похожей на крышку от мусорного ведра. Однажды я спросил его: «Джон, как, черт возьми, ты умудряешься с этим играть?»
А он ответил: «Я прилепил ее в октябре, и она смогла продержаться до июня».
Я меняю наклейку каждые пару недель. И я все еще не понимаю, как ему удается играть с крышкой от мусорного ведра.
СТИВ «САМОРОДОК» ДЭВИС
Когда я встретил Стива Дэвиса в первый раз, он уже был легендой. Я играл в клубе в Баркине и как раз проиграл матч. Папа сказал: «Пошли домой и закажем что-нибудь домой из китайской кухни». Он позвонил в китайский ресторан, и ему сказали: «Ой, Ронни, Ронни, у нас тут Дэвид Стивен, Дэвид Стивен, Дэвид Стивен».
- Какой еще Дэвид Стивен? - спросил отец.
- Снукерист, Дэвид Стивен в ресторане.
- Вы имеете в виду Керка Стивенса, - продолжал уточнять отец.
Но они настаивали
- Нет, Дэвид Стивен.
Папа понятия не имел, о ком они говорили. Мы пришли в ресторан, и папа сказал: «У вас тут какой-то снукерист обедает. Не знаю наверняка, но это может быть Керк Стивенс». Мы вошли и увидели, что это Самородок, Стив Дэвис.
Отец повернулся ко мне
- Это Стив Дэвис, подойди к нему и возьми автограф.
- Нет, я не могу.
- Можешь. Ты вполне можешь подойти к нему и поздороваться. Он ест сейчас, но возражать он не будет. Просто пойди и попроси его.
Так что я подошел, попросил у него автограф, а он спросил мое имя. И я едва сумел ответить ему. «А, так ты тот самый парень, который сделал брейк в 117, не правда ли?». Я был ошеломлен. Оказывается, Стив Дэвис уже слышал обо мне. Я не думал, что сумею выдавить из себя хоть два слова. Я не мог дождаться, когда смогу сбежать от него, потому что я был перепуган и в то же время вне себя от радости. Тот автограф был моей гордостью и отрадой. Я хранил его в своей Библии: «Для Ронни, с наилучшими пожеланиями, Стив Дэвис».
Папа прихватил с собой фотоаппарат и сделал нашу с Самородком фотографию. Мама увеличила ее еще тогда и теперь он висит в снукерной комнате рядом с моими трофеями в ее доме. Как-то дико смотреть на нас двоих теперь - на фотографию Чемпиона мира с каким-то парнишкой – зная, что это парнишка будет играть с ним и сам станет Чемпионом мира. У Стива даже попросили когда-то копию этой фотографию.
В следующий раз я встретился с ним в Romford Snooker Centre. Мне было около 15, и я пошел туда со своим приятелем Роем Бейконом, просто посмотреть, как Стив практикуется. Romford Snooker Centre называли Matchroom по имени компании Барри Херна. Он представлял собой снукерный клуб с тремя столами: маленький, но роскошный. Стол Стива был в стороне, так что во время практики он был избавлен от ненужных наблюдателей. Когда я пришел, он как раз практиковался и ничего мне не сказал. Я пошел в туалет, а потом какой-то парень пришел вслед за мной, встал рядом и спросил: «Ну, Ронни. И как дела?» Это был Стив, он начал спрашивать меня о Джоне Хиггинсе.
- Он хороший игрок?
- Да, - ответил я, - действительно по-настоящему хороший игрок.
Мы просто поболтали немного и когда вышли и туалета, он вернулся к практике.
Когда мы уходили, я сказал: «Увидимся позднее, Стив». И он поднял руку в ответ. Он не сказал ничего, просто поднял свою большую руку. Это было забавно, как он сделал это… Сдержанный и веселый - это и есть Стив Дэвис. Некоторое время спустя он предложил мне попрактиковаться вместе. Я знал, что он не стал бы просить о таком кого попало, так что подобная просьба была честью. Все было по-серьезному, будто мы играли в телевизионном матче, поэтому и не разговаривали друг с другом пока тренировались. Единственное, о чем он спросил, не хочу ли я чашку чаю. И все. Кажется, он победил меня 5-3, что меня очень устроило. Он был вторым номером в мировом рейтинге на тот момент, и я все еще слишком сильно уважал его. Он - великий игрок, но в то время я считал его даже лучше, чем он был на самом деле. Он не был непобедимым, но в моем представлении он был Богом, и мне трудно было находиться с ним рядом, потому что я отчаянно хотел доказать ему, что я хороший игрок.
Когда бы я не встречал Стива, я трепетал перед ним. В то время как с Джимми мне всегда было комфортно, со Стивом я волновался буквально обо всем. Я всегда вел себя как можно лучше, если он не просил меня снова попрактиковаться с ним. Но сейчас, когда я знаю Стива, я понимаю, что мне не следовало так беспокоиться. Когда вы играете с ним в снукер, вы можете и смеяться, и шутить. Все не настолько серьезно, он просто производит такое впечатление. Его иронично называют «Интересный» Стив Дэвис, потому что люди думают, что он скучен, а сейчас он играет на это прозвище, но он вообще не скучен. С ним интересно разговаривать и просто быть в одной компании. Я провел с Самородком несколько замечательных вечеров, когда мы ходили поужинать и беседовали о снукере. (Кстати, его называют Самородком, потому что у него золотой удар). В первые дни нашего знакомства, я спрашивал его о том, что значат названия разных боковых винтов (в оригинале речь шла о том, что такое running side – боковой винт; после соударения биток идет в естественную сторону движения; если нужно коснуться правого борта под углом, то дается левый винт и наоборот, reverse side – боковой винт; после соударения биток идет в сторону противоположную естественной; если нужно коснуться правого борта под углом, то дается правый винт и наоборот, и check side – винт, применяемый, чтобы угол рикошета от борта был меньше. Термины взяты из Glossary of cue sport terms. Если кто-нибудь подберет вменяемый русский эквивалент – буду очень рада.). Он посмотрел на меня так, будто я сумасшедший, или просто решил подразнить его. Снукерист обязан знать о таких вещах, но я не знал – мои знания ограничивались левым и правым винтом. В конечном итоге он рассказал мне, но я знал, что он подумал, что я прикидываюсь дурачком, но я не делал этого.
Это именно то, что мне нравится в нем больше всего: когда бы вы ни говорили с ним о снукере, ему всегда есть что вам сказать. Все, что он говорит об игре, стоит того, чтобы это послушать.
Самородок никогда не получал того признания, которое он заслуживает за все те удары, которые он изобрел в снукере. Например, один, когда красный стоит возле длинного борта, и у вас проблемы с построением брейка, тогда вы можете сыграть через один борт с кэноном по красному и оставить биток в безопасности возле нижнего борта. До того, как он изобрел этот удар, игроки думали, что у них иного выбора, кроме как бить по красному, и часто это стоило им фрейма. Ему удавалось такие удары, потому что он был хорошим игроком в бильярд, Я сам стал использовать этот удар, хотя у меня получилось не настолько хорошо, как у него. Это удар не из разряда трик-шотов, которые играли Джон Вирго или Дэннис Тейлор – это не просто оригинальный удар, это удар, который потенциально может сохранить вам фрейм.
Самородок практиковался, как маньяк. Он был одержим игрой. Я слышал истории, как он ходил в клуб и катал биток от борта стола к середине и обратно два часа подряд, только чтобы убедиться в правильности размера удара. Он знает техническую сторону игры вдоль и поперек. Возможно, это и было началом его падения, потому что он стал перфекционистом настолько, что, в конце концов, не знал, что он делает. Он достиг стадии, когда на каждом турнире, он по-разному собирался наносить удары кием. В какой-то момент он заявил, что будет делать это как я! Когда он заявил такое, я думал, что он шутит, потому что в то время я как раз яростно сражался со своей игрой и ненавидел свою технику удара. Я хотел, чтобы она была такая, как у Стива Дэвиса!
Некоторое время спустя, я играл с ним на турнире и увидел, что он делает такое движение рукой, как я: вытягивает при ударе и бросает. До этого он сказал газетам: «Я видел игру Ронни О’Салливана, именно потому, что он делает так, ему удается попадать по шарам так точно, все дело в этом». Но я думал, что это недостаток моей техники, с которым я пытался справиться годами. Я не мог поверить, что он говорит серьезно, но это было так. В этот момент я понял, что он пойдет на спад. Для него игра стала чересчур техничной.
Снукер очень сильно изменился за прошедшие годы. Стиву только чуть больше сорока. Десяток лет назад великий игрок мог только достичь расцвета в этом возрасте и быть чемпионом довольно долгое время. Сейчас это невозможно. С той игрой, которую показывает Стив Дэвис, он в достаточной мере хорош, чтобы выжить в новой эре, но ее несколько не хватает, чтобы стать победителем. Сейчас у него есть шанс забить синий и перевести биток к пирамиде красных, и он так и делает, но он не пытается раскатить шары по всему столу. Он изобрел этот удар, и обычно вы могли выиграть фрейм после этого. Мне кажется, что если бы он сейчас мог играть, как раньше, он по-прежнему был бы на вершине.
Одну из своих лучших игр против меня Стив Дэвис провел в 1997, когда он победил меня в финале Бенсон и Хэджес Мастерс. Я был впереди 8-4 и шел в раздевалку на перерыв, потирая руки – не было никакой возможности, что Самородок сможет меня победить. Ведь мне нужно было еще только два фрейма. В результате он выиграл 10-8, не дав мне ни единого шанса на удар.
Не думаю, что он сейчас воспринимает свою карьеру игрока слишком серьезно. Но подумайте, в тот момент, когда я пишу это, он удивил всех, добравшись до полуфинала LG Cup в Престоне, где его с трудом победил Алан МакМанус. Он больше занимается своей карьерой в других областях. Он вполне может выиграть еще один турнир, но в глубине души, я думаю, он принял тот факт, что больше не может сражаться на самом высоком уровне, и его будущее, скорее всего, связано с комментированием. Возможно, он станет новым Тэдом Лоу (британский голос снукера. Был известен как «Шепчуший Лоу» из-за тембра голоса. Комментировал около 50 лет, потом вышел на пенсию. В 2005, говорят, немного комментировал финальный матч ЧМ).
АЛЕКС «УРАГАН» ХИГГИНС
Первый раз встретил «Урагана» в Баркинге. Алекс Хиггинс был легендой, но он больше принадлежал к поколению моего отца, когда он был на вершине, я был очень мал. Я встретил его в 1986, через четыре года после того, как он выиграл свой последний Чемпионат Мира – тот самый знаменитый, когда он пригласил на сцену свою жену с ребенком и плакал перед камерами. К тому времени его лучшие времена уже прошли, но он продолжал оставаться героем, и когда он появился, то выглядел здоровым и, кажется, находился в неплохой форме. У него был стиль.
Он играл в выставочном матче, и менеджер клуба сказал, что я могу сыграть с ним фрейм. Я оказался одним из десяти человек, кто играл с ним в тот день перед сотнями его болельщиков. Я был одет в рубашку и носил маленький галстук-бабочку. Мне было всего десять. Я сделал небольшой брейк и был расстроен тем, что не забил еще несколько шаров (примерно в то время я уже начал делать сотенные брейки).
Он всегда обожал кии и постоянно менял их. Мой кий нравился всем: действительно старое красивое дерево, замечательный баланс, который чувствовали все, ощущения от него в руках и удар, который он позволял наносить. Отец сказал: «Если он будет крутиться вокруг твоего кия, скажи мне, он не должен его получить».
В следующий раз я встретил его в Блэкпуле, когда мне было 16. Это был мой первый сезон в профессионалах. Я сыграл все свои квалификационные матчи, а через шесть недель туда прибыл Алекс, чтобы сыграть свои. Я пошел посмотреть на его игру, потому что хотел увидеть, по-прежнему ли он хорош, и как он играет. Я слышал о нем так много всего, что хотел пойти и увидеть сам. Я сел в первом ряду и наблюдал за ним. Он подошел к своему креслу, качая головой, как цыпленок, и уставился на меня так, будто я сделал что-то неправильно. Я подумал: «У него испортилось настроение из-за меня? Мне следует подняться и уйти? Я его отвлекаю?» Наконец, он пробормотал: «Сходи и принеси мне Гиннесса. Принеси мне Гиннесса!»
В общем, я побежал и принес ему Гиннесс.
С этого момента я смотрел все его матчи и был чем-то вроде его маленького талисмана. Каждый матч он говорил: «Пойди и принеси мне Гиннеса, Ронни, и половину светлого пива. Половину светлого и Гиннесс». Он глотал слова так, что они сливались в одно.
Я подумал: «Невероятно, я ношу Алексу Хиггинсу выпивку. Я был польщен тем, что он попросил меня, а не кого-нибудь другого. Я принес ему выпить и стал наблюдать за его игрой.
Однажды Лен Генли судил его матч, и он попросил Лена отойти назад.
Лен ответил, что именно так он и стоит, на что Алекс возразил, что он имел в виду отойти назад на два шага. Лен ответил:: «Я стою именно на два шага»
«Ты большой, Лен, ты большой», - ответил Алекс.
Он ненавидел Лена Генли, но официалы всегда ставили Лена или Джона Вильямса судить матчи Алекса, потому что они знали, что он запугает до смерти любого другого рефери. Я видел такое сам: он пугал людей.
Теперь, когда я знаю его, мне кажется, что он просто хотел признания. Он любил внимание и ажиотаж. Любил пускать пыль в глаза и устраивать представления. Первый раз, когда он смотрел на меня, я перенервничал до чертиков, а он просто хотел, чтобы я одобрил его, молчаливо спрашивая меня, выглядит ли он хорошо.
Несколько лет спустя в Дублине, где сразу после моей победы на Benson and Hedges Irish Masters, Алекс подошел ко мне и сказал: «Ронни, я могу сделать так, что ты выиграешь Чемпионат Мира».
- О чем ты, Алекс? – спросил я.
- Я поеду в Шеффилд с тобой и помогу тебе выиграть Чемпионат.
- Черт тебя побери, Алекс. Ты смеешься, не так ли? У меня уже есть тренер – Дэл. Он повсюду со мной ездит.
- Кто это? - спросил Алекс
- Он здесь, - ответил я, - это Дэл.
Он посмотрел на Дэла, оценивающе оглядел все его шесть футов восемь дюймов, и прошепелявил, наполовину подражая Брандо, наполовину обитателю ночлежки: «Ты такой высокий, что можешь поставить черный на его точку с желтой стороны стола».
Я подумал, что Алекс решил повеселиться, а Дэл просто засмеялся.
В одну из ночей в Дублине мне позвонили. Я уже был в постели и спал, поэтому на звонок ответил мой приятель Майки the Mullet, который лежал на соседней кровати. Он спросил, кто звонит.
- Это Алекс.
- Алекс, сейчас полтретьего утра, - ответил Майки.
- Скажи Ронни, что мне нужно три минуты его времени
- И для чего тебе нужны именно три минуты? - спросил Майки, - ты яйца варить собрался?
Я проснулся посредине их диалога и лежал, помирая со смеху.
- Ну так, - сказал Алекс, - Скажи ему, что есть возможность попасть на классную вечернику. Там будет много женщин и выпивки.
- Алекс, нам это не интересно. Мы пытаемся немного поспать.
- Ну хорошо. Можешь передать Ронни сообщение?
- Какое?
- Скажи ему пусть идет на х**`
ПИТЕР ЭБДОН
Мой отец называл Питера Эбдона «Психо» (Прозвище дано по названию фильма Хичкока «Психо» - это легендарный черно-белый триллер, который описывает не сколько преступление маньяка, сколько его болезнь, его психоз, сам убийца). Первый раз я встретил его в Кing's Cross Snooker Centre. Ему было около 14, ну а мне соответственно, около 8. У него была короткая стрижка, он был тощ, а еще у него был сумасшедший взгляд.
«Он не выглядит плохим игроком, не правда ли?», - заметил отец. Так что он пошел к нему и сказал: «Хочешь сыграть с моим мальчиком?»
Я играл с Питером три или четыре часа, и отец спросил его, собирается ли он прийти на следующей неделе. Питер ответил, что да. На что папа заявил, что будет приводить меня в клуб каждую субботу.
Вскоре после встречи с ним, мы с Питером и с моим отцом поехали в Хемсби, (деревенька, административный район графства Норфолк, и морской курорт, находится в 12 киломертах от Грейт Ярмута) который возле Грейт Ярмута (небольшой город-порт, населения около 54 тыс) . По дороге туда он заснул в машине, поставив чемодан на колени и обхватив его руками. Вероятно, его мама сказала ему не сводить глаз со своих вещей, чтобы быть уверенным, что ни один из нас не вештается рядом с ними, так как он едва нас знает. Когда мы приехали в Хемсби, папа попросил его одолжить ему расческу. Питер дал ему ее, но позже я видел, как он мыл ее в Dettol (жидкий антисептик). Думаю, что мама также ему сказала не позволять никому пользоваться его расческой, потому что Бог его знает, что он может подцепить.
Я вырос с Питером, и у меня было пару матчей с ним, когда ему начисто сносило крышу. Я играл с ним в Pro-Am в Уитэме (маленький городок в графстве Эссекс, на юго-востоке Англии, население 28 тыс чел) – одно из тех мест, куда вы приходите в 10 утра, съедаете свой бутерброд с беконом, а потом играете шесть или семь матчей до трех побед весь день, и они продолжает до одного или двух часов следующего утра. Питер был постоянным победителем, выигрывая каждый год. За исключением Энтони Хэмилтона никто не мог ему сопротивляться. Мне, кажется, было 13 или 14, когда в полуфинале я встретился именно с Питером. Он был одет в жилетку и рубашку, стоячий воротник которой перехватывала бабочка, а на манжетах виднелись запонки. Остальные же были в джинсах и теннисках. Он был личностью. Он стоял там, и ему было по барабану, что остальные думают о нем. Мне кажется, это замечательно. Он не обращает внимания на чужое мнение.
В Уитеме в полуфинале я вел 2-1 и ему необходимы были снукеры в четвертом фрейме. Я положил в лузу один шар, потом другой, и все быстрее и быстрее двигался вокруг стола. Он закричал: «Давай, Джимми! Давай, Джимми!». И я подумал, что ему нравится моя игра, так что я начал выделываться по-разному, играя одной рукой и дальше в таком духе. После матча он ходил туда сюда по клубу, а затем подошел ко мне и сказал: `Ты хороший игрок, но ты никогда не обыграешь меня снова.»
«Ты проиграл, – ответил я, - я сделал тебя. И у тебя поехала крыша. Ты, видно, вконец зациклился на мне, раз несешь такое». И это было правдой.
Зять Питера сказал моему другу: «Мы вышли из этого снукерного клуба и должны были идти на юг, а в результате прошли около 50 миль на север, когда поняли, куда он идет. Ронни, должно быть, очень сильно смутил его».
Чтобы отдать Питеру должное, мне следует сказать, что в следующий раз я играл с ним в Уитэме примерно два месяца спустя. И он меня обыграл. Я лидировал 1-0 и действительно хотел выиграть у него без вариантов, чтобы он запомнил это поражение. Он выиграл следующие три фрейма. Я ненавидел проигрывать и в лучшие времена, но в тот момент я был по-настоящему расстроен.
Он подошел ко мне после этого, пожал руку и сказал: «То, что я тогда сказал, было неправильно. Ты лучше, чем Кен Доэрти и Джеймс Уоттана. Ты лучший игрок, с которым мне когда-либо доводилось играть». Кен и Джеймс тогда только стали профессионалами, а мне было 14. И я подумал, что это замечательно, что он мог признать, что ошибался, а не продолжил держать обиду.
С того момента мне обычно удавалось брать над ним верх за снукерным столом. Однажды я должен был играть с ним в Абердине и меня спросили, что я думаю о встрече с Эбдоном в следующем раунде. «С кем, - спросил я, - с Психо?». Репортер рассмеялся и записал прозвище. Питер, очевидно, увидел его в телетексте, когда был у себя, потому что когда я обедал в ресторане, он вбежал туда через распахнутые двери, крича: «Так я психо? Я? Я психо?». Он пугал. Если бы я не знал его так хорошо, я бы подумал, что действительно разозлил его на этот раз. «Посмотри на себя. - сказал я, - Ты совершено чокнутый. Ты же просто чертов ненормальный, не так ли?». Он начал смеяться, хотя взгляд у него был, как у Энтони Перкинса (талантливый голливудский актер середины 50х, прославившийся, после того как сыграл маньяка как раз в фильме «Психо»). Он может быть полностью психическим, но он психический по-хорошему. Вы можете веселиться с ним.
Он также очень, очень веселый и один из самых искренних ребят среди снукеристов. Если вы выигрываете турнир, он первый поздравляет вас. Если вы играете хорошо против него, он скажет: «Ты играл великолепно». Он не любит проигрывать, но он умеет это делать – если он думает, что заслуживал поражения, он скажет, что в этот день победил сильнейший.
Единственная вещь, которая мне в нем не нравится – это то, как он потрясает кулаками в воздухе после своей победы. Вы только что проиграли, и это ужасно, а он ходит вокруг и потрясает кулаками. Но когда он выиграл Чемпионат Мира 2002, он прекрасно держал себя в руках. Я смотрел финал со своей девушкой Джо, и всякий раз, когда кто-нибудь звонил, я говорил: «Вы точно это увидите, потому что если выиграет Питер, он точно с ума сойдет. Он в состоянии вытворить все что угодно». А потом он победил, и был так спокоен, что я просто не мог поверить этому. Но я подумал: «Замечательно, молодец». Я был счастлив, что он выиграл, но даже более счастлив, что ему удалось с собой справиться, ведь последнее, что вам хочется увидеть после своего поражения в важном матче, это лунатик, который бегает вокруг стола.
Я считал, что нет никакой возможности, что он сможет выиграть у Стивена Хендри в двухдневном финале. Но с другой стороны я не думал, что он так легко одолеет Энтони Хэмильтона в четвертьфинале, и я действительно не ожидал, что у него получится победить Мэттью Стивенса в одной второй. Мне кажется, что он признается самому себе, что полуфинал был его самым тяжелым матчем в Шеффилде, и что Мэттью должен был выиграть его – Психо выиграл много фреймов, на победу в которых у него не было права. Но именно это делает его таким тяжелым соперником. Питер никогда не знает, когда он проиграет. И это одно из основных качеств Чемпионов Мира. Его психическая сила и его желания являются его очень большими достоинствами. Если он что-нибудь вбивает себе в голову, например, что он хочет выиграть Чемпионат Мира, вам придется приложить по- настоящему большие усилия, чтобы победить его. Даже если он проигрывает пять фреймов, он все равно будет сражаться до конца. Когда я оказываюсь в таком положении, я просто решаю позабавиться, но Питер относится к этому намного более серьезно: он всегда продолжает бороться.
МАРК ВИЛЬЯМС
Мы с Марком Вильямсом можно сказать росли вместе, потому что вместе были и юниорами и выступали в Pro-Am. Он где-то на год старше меня. Хотя он жил в Уэльсе, а я был в Эссексе, из-за снукера мы виделись регулярно. Он стал профессионалом в тоже самое время в Блэкпуле в 1992. Ни один из нас не мог водить, но отец позволил нам порулить его Мерседесом вокруг стоянки Norbreck Castle (отель в Блэкпуле, три звезды). Марк сказал, что машина классная.
- Когда-нибудь у тебя будет такая же, - сказал отец.
- Не будет.
Марк думал, что он никогда не сможет себе позволить такую машину.
Но естественно, папа был прав, и Марк добился большого успеха. Я думаю, он изменился за эти годы. Сейчас мне трудно находить с ним общий язык. Он ведет себя со мной, так будто сочетает в себе Джекила и Хайда: в одно мгновение он говорит мне привет, а в следующее уже полностью игнорирует.
После того, как он победил Джимми на Benson and Hedges в 2002, я поздравил его. До этого Джимми победил меня в четвертьфинале. Его поддерживало так много людей, что я по праву считаю тот матч одним из тяжелейших среди многих, в которых мне приходилось участвовать. Марк победил Джимми 6-5, и я сказал ему: «Снимаю перед тобой шляпу, ты классно играл, мне было чертовски тяжело выдерживать давление всей этой толпы, болеющей за Джимми, так что ты молодец». Казалось, он оценил комплимент. Но после этого он выиграл пару турниров и начал игнорировать меня снова. Я не имел представления, что он сделает в следующий раз.
Мы часто практиковались вместе, и мы понимали друг друга, когда были детьми. Потом меня беспокоило то, что я не могу найти общего языка с Марком. Я спрашивал себя, почему он ведет себя так, как ведет, и единственное, что смог придумать, что в этом виноваты выигранные турниры, и такое поведение что-то вроде психологической игры. Например, он мог очень долго смотреть на лузу, проверяя, проходит ли туда шар, и вы начинали думать, что шар не проходит или проходит с трудом. А он, в конечном счете, наносил удар и все было так же просто, как и в других случаях.
Может, это прозвучит банально, но это именно те вещи, которые могут повилять на вас в снукерном матче. Поведение Марка, как у стола, так и вне его, больше меня не волнует, потому что я доволен собой. Если он чувствует, что должен поступать именно так, как поступает, то такое отношение – это именно то, что он получит в ответ.
ДЖОН ХИГГИНС
Джон Хиггинс – самый замечательный человек из всех, с кем вам когда-либо доведется встретиться. Он один из самых искренних людей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Первый раз я играл с ним в Home Internationals, когда мне было 14 лет. Это было юниорское соревнование, и никто до этого о Джоне не слышал. Считалось, что лучшими среди юношей будем мы с Марком Вильямсом. Шотландия играла с Уэльсом и кто-то сказал мне, что шотландский паренек по имени Джон Хиггинс едва не сделал 147: ему удалось положить одиннадцать красных через черный. Имя ни о чем мне не сказало.
Потом я играл с ним в четвертьфинале юниорского соревнования в Престатине, я и понял, что этого имени я не забуду – он обыграл меня 2-1. Один из моих приятелей спросил его, насколько хорош был матч, и потом пересказал мне ответ Джона, который якобы сказал, что все ему понравилось, но этот Ронни О’Салливан не завоюет трофеев. Вспоминая все это сейчас, я думаю, что мой приятель, вероятно, пытался подразнить меня, потому что я не могу представить, что Джон может сказать что-то подобное – это не в его характере.
Мы никогда не выпивали слишком много, если выбирались куда-то. Он любит выпить немного, но, в общем и целом, когда он играет на турнире, он становится очень серьезным и сосредоточенным – настоящий профессионал. Меня это восхищает в нем. И если он играет хорошо, вам ничего не остается кроме как сидеть в своем кресле и наблюдать: он увидел цель, и он не промахнется.
Один раз я играл с ним в Matchroom League. Перед матчем я увидел Джимми Уайта, и тот спросил у меня: «Где ты был прошлым вечером?».
- Что ты имеешь в виду?
- Мы с Джоном были в одном маленьком пабе, смотрели футбол, и Хиггинс напился вдрызг».
Я подумал
- Айе, айе. Неплохо, он не сможет забить ни одного шара сегодня.
Джон сидел на своем месте и читал газету. Он не выглядел слишком плохо, но и слишком хорошо он тоже не выглядел.
Я сделал брейк в 40 очков, он подошел к столу и очистил его. Потом он сделал брейк 100, потом 90, потом еще 100. И это после того, как он пил всю ночь. Он не промахивался по шарам. Невозможно было поверить, что он куда-то ходил прошлым вечером. Никто не мог играть так с похмелья.
В перерыве он сказал мне: «Меня всего трясет, мы слишком много выпили прошлым вечером» - и это при том, что он показывал одну из лучших игр, которые мне когда-либо доводилось видеть.
Во время Чемпионата Мира 1998 он сыграл со мной еще одну сессию, во время которой не позволил положить ни одного шара. Счет был 4-4, а потом он просто размазал меня по полу – 12-4. Матч закончился со счетом 17-10. Он вынес меня. И мне еще повезло, что я взял десять фреймов. Я знал, что он выиграет Чемпионат в том году. Дэл перед турниром сказал мне: «В этом году ты просто великолепен, мы выиграем здесь», но я не был в этом уверен, не чувствовал, что я готов, и Джон просто уничтожил меня, а я никак не смог ему ответить. Он был на вершине своей формы, и хотя я тоже играл неплохо, я знал, что я не был достаточно хорош, чтобы победить его.
Без сомнения лучший игрок, с которым мне приходилось играть, это Стивен Хендри, но Джон Хиггинс ничуть не хуже (затем в моем рейтинге идут Марк Вильямс, Стив Дэвис и Джимми Уайт). Единственная разница между ними состоит в том, что когда вы оставляете стол Хендри, вы никогда не можете быть уверены на 100% , что ваш отыгрыш был достаточно удачен. Джон же сам играет более безошибочно. В каком-то смысле, его победить даже сложнее, потому что его отыгрыши невероятно великолепны.
СТИВЕН ХЕНДРИ
На момент написания этих строк, я увиделся со Стивеном Хендри впервые с того момента, как на Чемпионате Мира 2002 объявил, что собираюсь безжалостно побить его в полуфинале и отправить домой. Мы играли на Scottish Masters в Глазго, первом турнире сезона 2002-2003, который я выиграл – замечательные ощущения. Я победил Стивена в полуфинале, а потом Джона Хиггинса в финале. Мы со Стивеном пожали друг другу руки перед матчем, но он отказался разговаривать со мной. Я видел его еще в коридоре, поздоровался с ним, но он проигнорировал меня. Я почти был готов сказать: «Слушай, на самом деле я не имел в виду того, что я сказал, я просто хотел сделать матч поинтереснее», но это не было бы чистой правдой. Я хотел победить его, но я надеюсь, что Стивен понимал, что я подразумевал снукерный стол, а не какое-то физическое действие. Возможно, мне следовало сделать это более очевидным, но в моих словах прозвучало очень много расстройства; вероятно в тот момент в них отразилось мое разочарование жизнью.
Отношения между нами были несколько натянутыми с нашего матча на Чемпионате Мира 1999. Если ваш оппонент думает, что вы не попали по шару умышленно, когда вы пытаетесь выйти из снукера, он может попросить вас седлать это снова. И Стивен попросил меня сделать именно это, а я посчитал, что он был не прав. Он знает, что я никогда не промахиваюсь умышленно. Я никогда еще не уходил после матча настолько злым. Казалось, что это было не слишком порядочно по отношению ко мне, и уже не мог уважать его, как раньше. Это был действительно неприятно, потому что тот полуфинал был одним из лучших матчей, которые показывали по телевизору. Хендри победил меня 17-14. Он сделал четыре или пять сенчури брейков, я сделал четыре, один из них был заходом на 147, когда я промахнулся по розовому, когда у меня было 134. Это был бы мой второй максимум в Шеффилде, чего и по сей день никто не сделал, и мне бы хотелось сделать этот максимум.
Воспоминания о том полуфинале изводили меня три года, и в 2002 я подумал: «О да. Пришел час расплаты. Как оказалось потом – не пришел. Мои намерения бумерангом прошлись по мне, и я проиграл. Возможно, мне следовало бы контролировать себя перед камерами во время того интервью, но я хотел высказаться и высказался.
Разочарование, связанное с этим матчем, было даже более глубоким, чем то, что я испытал в 1999. В его основе лежало то, что мне пришлось примириться с тем, что иен Дойл является нашим общим менеджером. Не думаю, что сейчас я нравлюсь Иену. Он не разговаривает со мной с момента моей выходки перед матчем со Стивеном в 2002. Возможно, это потому что он относится к Стивену, как сыну, - точно также как ко мне относится Барри Хэрн. Когда кто-то противостоит Стивену или критикует его, Дойл воспринимает это как личную болезненную обиду. У Иена Стивен всегда был номером первым и к нему всегда относились лучше всех. У него была машина, которая отвозила его на матчи, тогда как все мы вынуждены были пользоваться бесплатными машинами, которые предлагала гостиница. Если у Стивена были какие-то дела, его всегда отвозил Джон Кэрролл. Все остальные из конюшни Дойла смеялись над этим, потому что это было чересчур – подъезжала машина, и мы говорили: «О, она уже здесь, машина для Лорда Хендри».
В полуфинале 1999 произошел инцидент, который, как мне кажется, объясняет механизм работы конюшни Дойла. Счет в мачте с Хендри стал 12-12, и после этого оставалась только финальная сессия. Я пошел в ресторан при гостинице, где уже сидели Джон Кэрролл вместе с Йеном Дойлем. Я был с моим приятелем Эндрю, который приехал на турнир, чтобы работать в моей команде. Мы ждали столик, когда Йен обратился ко мне.
- Слушай, Ронни, ты ведь еще ничего не запланировал на каникулы, не так ли? – спросил он
- Нет, еще ничего не запланировал
- Хорошо. Потому что если ты выиграешь Чемпионат Мира, спрос на тебя будет просто невероятным, ты жутко понадобишься куче журналистов, да и спонсорам тоже. И все дальше в таком же духе.
- Иен, - сказал я, - Я не хочу знать об этом. Я в средине важнейшего матча своей жизни. Последнее, чего мне хотелось бы – это начать думать заранее обо всех тех прекрасных контрактах, которые мне предложат. Я не хочу говорить об этом. Я здесь только для того, что бы сыграть в этом гребаном снукерном матче.
Некоторые люди полагали, что Иен Дойл пришел в игру только ради денег, и что он даже не любит сам снукер. Не думаю, что это правда. Он любит снукер, и он любит Стивена Хендри. К тому времени как я заключил контракт с Дойлом, мне было 21, и я знал, как отстаивать свои интересы. Сделка, которую я заключил, позволяла мне контролировать свой доход в большей степени, чем это делали большинство представляемых им игроков. Но мне не нравилось, как он относился ко мне, и мне совершенно не устраивала его идея сделать свой собственный тур. Чтобы воплотить ее в жизнь, ему бы пришлось, практически, разрушить игру в том виде, который существовал. Я заключил договор Всемирной Снукерной Ассоциацией, по которому я оставался с ними, ведь я в любом случае собирался уходить от Иена, и, вероятно, это было лучшее, что я сделал за свою жизнь, поскольку в результате я снова стал независимым.
Дела в конюшне Иена обстояли таким образом, что я знал - если я буду играть против кого-нибудь из его большой тройки, он будет поддерживать их. Это ненормальная ситуация, и я думаю, что слово «конюшня» говорит обо всем. Вы можете себе представить Алекса Фергюссона тренирующего Манчестер Юнайтед, Ливерпуль и Арсенал одновременно? Как по мне, идея снукерной конюшни, кажется как довольно унизительной, так и изначально содержащей в себе конфликт интересов.
В декабре 2000 я, в конце концов, порвал с Дойлом. Я не хотел быть вторым для кого-либо еще. Я был на том этапе карьеры, когда мне нужно было быть главным приоритетом. После этого я показывал великолепный снукер. Я выиграл Benson and Hedges Irish Masters сразу после того, как я разорвал с ним отношения, потом Чемпионат Мира и Премьер Лигу. Все это было просто замечательно, особенно с учетом того, что я победил Стивена Хендри в двух финалах - Irish Masters и в Приемьер Лиге. В играх со Стивеном я чаще побеждал, чем проигрывал. И я очень горжусь этим рекордом.
Люди спрашивают меня, какой Стивен Хендри на самом деле? Я думаю, что временами он может быть немного скучным, но он не злой. Он действительно очень сосредоточен и посвящает себя работе, еще он просто довольно застенчив и не очень большой любитель поговорить.
Несколько лет назад, когда Стивен победил меня в финале Benson and Hedges, Иен Дойл, стоя рядом с Дэлом, во время наших послематчевых интервью, сказал ему перед всеми: «Чтобы Ронни стал как Стивен, он..»
Дэл оборвал его, не дав закончить: «Стоп, стоп, стоп, Иен. Мы не хотим, чтобы Ронни был как Стивен. На Ронни ходят зрители».
В общем, чтобы я ни чувствовал к Стивену, с моей точки зрения, он, вероятно, самый великий игрок, который когда-либо играл в снукер. Его умение класть шары под давлением делает его лучшим. Любой хороший игрок может класть шары, но только он умеет это делать, когда есть настоящее давление. Он всегда демонстрирует лучшую форму в самых тяжелых ситуациях, обычно на Чемпионате Мира. И стоит вам подумать, что вы хорошо отыгрались, как он забьет красный и сделает с него сотенную серию. Иногда удар, который он выбирает, кажется самоубийственным, но достаточно часто – слишком часто для всех нас – он кладет шар в лузу. Так что его удары отнюдь не самоубийственны: они просто являются его версией рассчитанного риска. Под давлением он играет только сильнее, в то время как большинство игроков играет хуже. Его длинные удары также постоянно великолепны по ходу матча.
Именно поэтому я говорю, что, возможно, он лучший игрок всех времен.
@темы: Перевод, Биография Салливана, Снукер
-
-
11.02.2008 в 17:42Спасибо за перевод!
Это же титанический труд. Береги себя
-
-
11.02.2008 в 18:14Спасибо )
Мне просто нравится переводить в принципе, поэтому все кажется не настолько тяжелым. ))