Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Элль, тебя заел быт. Еще чуть-чуть и он выплюнет твои разжеванные косточки. Ты поэтому на людей и кидаешься. Так что срочно прозревай Великое Дао или придумай что-нибудь, чтобы развлечься.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Ну да, ну да. Но поймите меня правильно - турнир.
Но это в общем-то о собственной психологии. Магвайр оклемался. Это хорошо, потому что хороший игрок - это всегда хорошо. А Маг игрок хороший, хоть и бесхарактерный (был последние три года). Мага я в свое время не любила как мало кого. Этот приз у него выигрывает разве что Мерфи, но Мерфи вообще этот приз выигрывает с большим отрывом. В паре с Робертсоном. Так вот, пока Стивен барахтался я ему даже побед желала, но стоило ему оклематься... Мда. Боюсь он с Робертсоном будет разыгрывать приз за звание второго по нелюбимости игрока в мейн-туре.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
По молодости Ронния нашего звали Essex Exocet
Я три дня угробила, пытаясь найти перевод второго слова. Нашла. Аха. Exocet - это противокорабельная самонаводящаяся ракета, разработанная правительством Франции. Был Ракетой, Ракетой и остался.
Да, а еще слово еxocet иногда в старинной английской литературе использовалось в значении "летучая рыба". Рыбка наша. ненаглядная. ))))))))
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Выкладываю первую половину 11 главы ,потому что она сама по себе очень большая. АПД Выкладываю в этот же пост вторую часть.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ: Я стал чемпионом мира.
1 частьПрошел почти год с тех пор как я был в Прайори, и, несмотря на то, что я продолжал проходить Программу двенадцати шагов и делал физические упражнения, морально я не чувствовал себя лучше ни на йоту. Если уж на то пошло, я чувствовал себя даже хуже. Да, перестав пить и курить, я сделал шаг в правильном направлении, но это не вылечило меня от депрессии. Перед Чемпионатом Мира 2001 дела шли хуже некуда. Я уже просто не мог видеть людей. Перед Шеффилдом я поехал в Абердин, чтобы принять участие в турнире, так там у меня было три телевизора – один для PlayStation, один для видео и один, который предоставлял отель – поэтому у меня не было никакой необходимости выходить из комнаты, кроме как для игры в снукер. Время от времени, Дэл спускался вниз и предлагал одному из игроков – Джимми Вайту или Стивену Хендри – сыграть со мной в гольф на PlayStation. Они поднимались ко мне на часик. Еду мне приносили. Я выходил из комнаты за полчаса до игры, чтобы погонять шары, а затем шел играть в снукер. Я закончил турнир в Абердине победой, но продолжал чувствовать себя разбитым. Многие игроки, знавшие меня еще любителем, говорили, что я изменился. Я стал раздражительным и агрессивным, и говорил им, что не понимаю, что они подразумевают под словами «я стал другим». Но они были правы. Я потерял чувство юмора и умение непринужденно общаться с людьми. Они обращались ко мне, а я был в миллионах километрах от них. Я не мог понять, о чем люди говорят, не мог поддержать простой разговор. Выглядело все это так, будто страх парализовывал мои мозги. Вообще-то, со стороны казалось, что у меня было все. Я был хорошим снукеристом, имел красивый дом, машину, чтобы ездить вокруг него, и возможность проводить праздники в любой точке планеты. Почему бы не быть счастливым, имея все это? Я не мог определить, что со мной не так, поэтому постоянно искал новых ощущений, которые дали бы мне это ощущение. В то время я думал, что если бы бросил снукер и занялся бизнесом своего отца, то стал бы счастливым. Я мог бы работать и в магазинах и дома, управляя всеми делами оттуда. Мне казалось, что у меня бы получилось, я бы легко приспособился к этому занятию. Сейчас я рад, что не сделал этого. Что не бросил снукер, справился с со своими проблемами… и нашел выход из туннеля. Но те плохие времена, были по-настоящему плохими: даже победы меня не радовали. Все выглядело просто как крупный чек за работу. Гип-гип ура! Я уже выиграл 4 турнира в том сезоне, и не чувствовал никакого кайфа от победы ни в одном из них. Я говорил себе, что у меня есть выбор: быть счастливым без гроша в кармане или несчастным, но с парой фунтов в кошельке. Снукер позволял мне зарабатывать, но я пребывал в уверенности, что снукер и является проблемой. Это было не так. Проблемы были у меня. Прямо перед Шеффилдом я чувствовал себя абсолютно опустошенным. За неделю до начала турнира, я начал ходить в клуб и тренироваться с Энтони Хэмильтоном, которого я знал с тех лет, как мы играли в Pro-Arms. Я сыграл четыре или пять фреймов и отложил кий в сторону «Энт, я не могу играть больше». «Я вижу», -ответил он и спросил, что не так. Я не мог ответить ему. Я просто сказал: «Прости за то, что испортил тебе день». Я пришел домой и сказал маме, что не хочу больше играть. Что Шеффилд станет моим последним турниром. Дэл посоветовал мне сходить к доктору, вдруг он сможет помочь чем-нибудь, выпишет какие-нибудь таблетки. Я сходил, но сначала вообще не сказал ему ни слова. Потом я открыл рот: я объяснил что не могу слезть с его кушетки, потому что не испытываю желания делать вообще что-либо – ни говорить, ни спать, ни думать, ни заниматься сексом, вообще не чувствую ничего по какому бы то ни было поводу. «У вас депрессия», - ответил доктор Ходжес. Я слышал это не в первый раз, но только теперь я почувствовал, что с этим надо что-то делать. Он рассказал мне, что наш организм вырабатывает серотонин, вещество, необходимое нам, чтобы чувствовать себя хорошо. И если у нормальных людей его уровень находится в районе 10, а в плохие дни опускается до 9, то у меня он колеблется от 3 до 4 - в моем мозгу нарушен механизм его образования. «Я собираюсь выписать вам таблетки, которые помогают выработке серотонина, и повысят его уровень до нормального уровня», - сказал он мне. В этом бы смысл, но я по-прежнему не верил, что лекарство мне поможет. Он сказал, что препарат начнет работать где-то через одиннадцать дней после начала его употребления. Я когда-то уже принимал Прозак, но бросил на третий день - не самый разумный поступок с моей стороны. Узнав об этом, доктор заметил, что если я собираюсь лечиться, что мне придется принимать его правильно. «Если уровень серотонина упадет до 2 или 3 - это будет означать самоубийство. Мне кажется, что уже сейчас вы приблизились вплотную к этой отметке – ваш серотонин на трех или трех с половиной», - говорил он мне, пытаясь достучаться до моего сознания. Я не знаю, было ли это сказано только для того, чтобы я начал принимать таблетки, но меня это убедило, потому что я знал, как я себя тогда чувствовал. Я думал: «О да, я хочу покончить с собой». Единственное, что меня тогда остановило - отсутствие бутылки под рукой. Это было время, когда я просто не хотел жить, но для того, чтобы покончить с собой следовало хорошенько напиться. Я размышлял над тем, как это лучше сделать. Я не мог заколоть себя, не мог застрелить, я боюсь высоты, поэтому я не хотел прыгать с крыши. Если бы я разбился на машине, то мог бы выжить и стать растением в инвалидном кресле с парализованными ногами. «Я хотел покончить с собой, - сказал я доктору, - но я знаю, что не напьюсь до такой степени, чтобы довести дело до конца». Я не стал вдаваться в детали. Я уже рассказывал об этом маме и отцу, постоянно повторял их себе. Это угнетало моих родителей. Сейчас, когда мне намного лучше, и я слышу, как люди говорят о самоубийстве, я думаю: «Вы ведь шутите, не так ли? Жизнь не может быть настолько плоха». Но потом, я оглядываюсь назад и понимаю – может. Со мной ведь это было. Я чувствовал себя дрянным и никчемным. Я просто хоте послать всех к черту и сбежать. Я не получал удовольствия от жизни, я играл в снукер и не видел, как это можно изменить. И что хуже я потерял способность расслабиться и смеяться. Я превратился в весьма неприятного и занудного персонажем, и мне страстно хотелось перестать быть таким. Я хотел быть забавным, беззаботным человеком. И мне показалось, что если опять начну курить косяки, у меня это получится. Когда доктор объяснил насчет серотонина, я почувствовал себя немного лучше: это не я такой странный и жалкий; это просто химическая реакция в моем организме делает меня таким, какой я есть. Он сказал, что таблетки помогут мне, но если я не хочу начинать принимать их сейчас, ничего страшного – я могу подождать до конца турнира. Такое предложение показалось не лишенным смысла, помощь была рядом, но я не собирался использовать ее немедленно. Я прилетел в Манчестер, чтобы принять участие в А Question of Sport (развлекательное шоу на ВВС. Формат шоу такой: играют две команды спортивных звезд. Они отвечают на вопросы по своему виду спорта и по спорту вообще. У каждой команды есть капитан, к которому присоединяются еще две звезды). Я часто избегал участия в подобных программах, хотя меня всегда приглашали. Я ведь знал, что не смогу справиться с этим «забавным» опытом. Этот раз не стал исключением. После шоу я даже не пошел в зеленую комнату, чтобы поучаствовать в послепрограммной вечеринке. Возможность встретиться с ними: Сью Бейкер (бывшая теннисистка, ведущая шоу), Джоном Пэрротом, Алли МакКойстом (футболист)(оба капитаны игровых команд) и компанией ценится довольно высоко среди нормальной части людей. Вместо этого я вернулся в гостиницу и предавался мрачным размышлениям пока Дэл готовил Horlicks (напиток, который помогает хорошо спать и хорошо чувствовать себя в течение дня. Представляет из себя напиток на основе солодового «молока»). Следующей остановкой стал Крусибл, Чемпионат Мира. В день открытия, субботу, я позвонил в фонд Samaritans. Даже по моим стандартам, мое состояние было катастрофическим. Все люди, впавшие в депрессию, звонят Samaritans, так что я последовал их примеру. Девушка, которая взяла трубку сказала: «Мы приглашаем Вас в наш шеффидский филиал, там вы сможете пообщаться с нашими людьми», но так как в тот момент Чемпионат Мира был единственным событием, проходившим в Шеффилде, и появление в газетах новостей, что я приходил на собрания Samaritans, было последним, чего мне хотелось. Я не назвал им своего имени. Я просто сказал, что я – снукерист, что у меня бывают приступы страха, что меня мучает тревога, что по утрам, когда я поднимаюсь с постели, я не могу видеть людей, что во мне слишком много страха, и я больше не хочу играть в снукер. Девушка на другом конце провода спросила: «Вас что-то заставляет играть в снукер?». «Это моя жизнь, - ответил я, - Это моя работа. Я хочу играть». «А разве ваше здоровье не важнее для Вас?» - сказала она. «Вы никогда не думали бросить снукер?». «Последние восемь лет только об этом и думаю, но я не сделал этого до сих пор. Я пытаюсь быть объективным, и прямо сейчас моя идея бросить снукер не кажется мне реалистичной». Я почувствовал себя лучше, разговаривая с ней. По телефону мне не надо было притворяться, как в беседах с людьми лицом к лицу, когда мне приходилось делать вид, что у меня все чудесно. Если же я говорил людям о своей депрессии или рассказывал о приступах страха, и о том, что не могу находиться рядом с ними, они смотрели на меня как на сумасшедшего. Но скрыть свое состояние от всех было невозможно. Критический момент наступил на радио. Пресс-офицер турнира попросил меня об интервью в то субботнее утро. «Без проблем», - согласился я. Он ответил, что перезвонит мне в 9.30 утра, подготовит линию и сделает прямой эфир прямо из моего номера. Телефон зазвонил. «Ронни – вы в эфире. Как у Вас дела?». «Хорошо. Чувствую себя прекрасно», - соврал я, но таков был стандартный ответ: на подобные вопросы. Я всегда считал, что если у вас спрашивают про ваши дела, отвечать нужно, что все идет хорошо – на самом деле ведь люди не хотят по-настоящему знать о ваших проблемах. Я говорил так много лет, когда чувствовал себя ужасно, и думаю, что если бы я рассказывал людям правду, то они либо плакали бы, либо сбегали прочь. Так что я поговорил этим парнем ,который сказал, что я должен дать интервью женщине. Он сказал: «Просто подожди 30 секунд и ты будешь в эфире». Прошло несколько секунд, и женский голос начал спрашивать, что я чувствую, когда думаю о Шеффилде. «С нетерпением ожидаю, - отвечал я. – У меня был прекрасный сезон…» бла, бла, бла, бла. Я почувствовал, как начинаю нести совершеннейший бред. Это было неправильно. Груз вранья на моей душе стал бы неподъемным, если бы я продолжил в том же духе. И внезапно я понял, что больше так не могу. Что мне становится плохо, от происходящего. Оборвав себя, я рассказал, что чувствую на самом деле: я не ожидаю этого турнира с нетерпением ни на йоту, я действительно не могу дождаться, когда все это закончится, и единственное светлое пятно во всем этом то, что Чемпионат Мира - последнее соревнование сезона, в котором я буду участвовать, а после него меня ожидают три спокойных месяца и никаких мыслей о снукере. Я просто не готов к турниру вообще. «О-о», - протянула она. И тон ее голоса изменился. Она превратилась из профессионального и энергичного журналиста в обычного человека, который просто жалеет меня и желает всего наилучшего. «Я надеюсь, Вам станет лучше, Ронни и желаю Вам всего хорошего», - сказала она. «Большое спасибо», - ответил я. Потом дозвонился какой-то парень, который сказал: «Мы все желаем тебе всего наилучшего, Ронни. Я надеюсь, что ты справишься с этим, и почувствуешь себя лучше». Как только я высказал все это, я почувствовал себя так, будто кто-то снял громадную тяжесть с моего сердца. Вместо того, чтобы делать вид, что все в порядке я, в конце концов, рассказал людям правду. Это будто бы вылечило меня, ведь до сих пор Дэл был единственным, с кем я мог откровенничать и быть уверенным, что после нашего разговора, о нем не узнают все вокруг и никто не начнет задавать вопросы «Что происходит с Ронни?» В тот момент Дэл сидел рядом со мной абсолютно неподвижный. Казалось, я мог видеть, как он думает: «Ох. Что же ты сейчас наговорил». Но Дэл никогда бы не сказал: «Тебе не следовало делать этого». Он не такой человек. Он просто крепко прижал меня к себе и сказал, что теперь все будет хорошо. «Но Дэл, - сказал я, - я чувствую себя ужасно. «Ты в депрессии. Я разговаривал с людьми, и они все думают также. Твой доктор сказал тебе то же самое. Плюнь на этот турнир, начни принимать таблетки и, я верю, ты будешь снова в норме. Ты просто болен, и здесь нечего стыдиться». Я ответил: «Дэл, мне все равно. Я перепробовал все что можно – психиатров, невропатологов, Прайори, это, то и что-то еще – и я по-прежнему чувствую себя дерьмово». Я не знал, где все изменилось. Я обсуждал это с психотерапевтами. В моем первом матче в Шеффилде я легко переиграл Энди Хикса, но внутри у меня царила полная неразбериха. После этого я понял, Шеффилд это или не Шеффилд, на следующий матч я не могу выйти в таком состоянии. Я был в полнейшей растерянности и решил, что Прозак остается моей единственной надеждой. Я сказал Дэлу: «Если нам необходимо вернуться в Лондон, чтобы получить рецепт на него, давай сделаем это». «Позволь мне позвонить твоему доктору для начала, - ответил он, - и посмотрим, сможем ли мы уговорить его послать рецепт сюда, чтобы сэкономить нам время и усилия на поездке назад в Лондон. Но ты уверен, что хочешь этого?». «Абсолютно, - ответил я, - В данный момент снукер наименее важная вещь для меня. Самое важное то, что если где-то существует что-то что может помочь мне, я хочу попробовать это. И если понадобится, я пойду на другой конец света, чтобы это получить». Я чувствовал себя на самом дне. Я бы попробовал все что угодно. Дэл напомнил мне, слова доктора о побочном действии препарата – я буду чувствовать тошноту, головокружение и такое состояние будто я «под кайфом», а это может повлиять на мою форму. «Да пошел этот снукер. Я хочу испытать эти таблетки. Если они работают, они мне нужны». Я был в отчаянии, и, в конце концов, поставил свое здоровье превыше снукера. Моя увеселительная прогулка за лекарством посередине турнира могла бы стоить мне титула Чемпиона Мира в том году, но я посчитал, что счастье и благополучие важнее, чем победа. Когда я только начал принимать Прозак, мне действительно было плохо. Я начал пить его со второго раунда против Дэйва Харольда. Во втором раунде ЧМ играются двадцать пять фреймов, разделенных на три сессии. Худшим временем для меня бы период с полудня до трех, потому что именно в это время я ощутил действие таблеток впервые. Они заставили почувствовать себя абсолютно раскрепощенным и свободным от стресса, но физическое состояние играть не позволяло. Именно этот момент был самым коварным для меня, а потом я почувствовал себя хорошо. Легкое возбуждение от таблеток было потрясающим. Я думал, что именно так я бы хотел чувствовать себя все время. ОК, я больше не способен играть в снукер, зато я нет ощущения, будто я таскаю всю планету на плечах. Вили Торн, который комментировал мой матч с Дейвом, заметил, что я играю не слишком интересно. Я не чувствовал себя хорошо, но по каким-то причинам я выиграл, пусть не в блестящем стиле, а просто делая свою работу. Когда я позже просматривал основные моменты, Вилли сказал, что я делал удары, которые не следовало бы делать, но в конце сессии он сказал: «Мда. Сейчас счет 10-6 в его пользу, и я не вижу, как он может проиграть». Можно было почти слышать, как вертятся шарики у Вилли в голове. «Подождите минутку, - я только что сказал, что он делал удары, которые делать не следовало бы, но на его счету брейки 88, 96, 104, 110, 54, 62, 48 и это устрашающе брейковый снукер. Кажется, что при такой игре он не может выглядеть неинтересно». Дело было в том, что я играл плохо, не исполнял удары так, как мне хотелось бы, но шары все попадали и попадали в лузы, а я делал брейки по 80 и 90 из пустого места, так что получается, что-то я делал правильно. Я снова стал человеком. Это то, что Прозак сделал для меня – он помог мне понять, что победа – это победа, красивая она или нет, интересна ли моя игра или не очень. Стив Дэвис сказал однажды, что в снукер нужно играть так, будто это означает все, и не значит ничего. Достичь такого равновесия не самое легкое дело во вселенной, но во втором раунде у меня получилось. Все беспокойство ушло, и я выиграл 13-6. В четвертьфинале я играл с Питером Эбдоном два дня, в первый день - утреннюю и вечернюю сессия. Утренняя закончилась 4-4. Если вы побеждаете на турнире, вам приходится сыграть шестнадцать сессий, и в том Чемпионате я не проиграл ни одной. Самый худший результат был как раз 4-4 с Питером. Я долго не мог понять выражения: «Просто играй одну сессию за один раз», но после того, как я начал принимать Прозак, я сумел осознать, что имеется в виду.. После сессии 4-4 Дэл сказал: «По-лу-чает-ся! По-лу-чает-ся!». «Ты так считаешь?», - спросил я. «Конечно. Он не может играть лучше. Питер Эбдон из кожи вон лез, но ты не уступал ему, и навязал борьбу. Вероятно, он чувствует, что он должен был бы побеждать со счетом 6-2, и возможно, это так, но ты не позволил ему этого. На мой взгляд, ты показываешь лучшую игру в матче, которую я когда-либо видел от тебя». Я все еще не был уверен. «Ты действительно так считаешь?», - повторил я. «Рон неделю назад, при так же обстоятельствах, я бы пытался ободрить тебя после поражения 7-1 или 6-2, но ты сражался, и я горжусь тобой. Верь мне». После утренней сессии я принял таблетки и почувствовал знакомое ощущение дурноты, но к счастью мне не надо было играть после этого. А к вечеру все прошло, и я выиграл 8-0. Так что я взял 9 фреймов подряд, и победил 12-4. В одном из фреймов был критический момент при счете 10-4. У Питера был брейк 64, и он нанес сумасшедший удар, пытаясь сделать 147 – он уже забил 8 красных через черный. Он промахнулся, и я очистил стол. В момент, когда он делал удар, в душе я уже знал, что он промахнется, потому что обычно он игнорировал такие возможности. Даже когда был шанс положить 147, самое важное – это выиграть фрейм. Я посчитал, что это признак того, что он выбросил белый флаг и начал думать в таком ключе: «Я знаю, что мне не выиграть матч, но можно попытаться сделать 147 и получить 150 тыс в награду. Такова сумма призовых за максимальный брейк. Я отмахнулся от этого и выиграл последний фрейм сессии тоже. У меня были соображения на свой счет, но финальная сессия пришлась на полдень, когда я чувствовал себя хуже всего. Незадолго после того, как я начал играть, меня всего начало трясти. Я по-настоящему не мог видеть и перестал чувствовать свое тело. Питера Эбдон всегда очень сложно побеждать психологически, потому что у него нет чувства поражения. Знаете, даже при 12-4 он в состоянии начать играть так, будто на табло 0-0.Питер выиграл первые два фрейма, и я подумал: «Приехали», но потом на смену этой пришла другая мысль «Минуточку. Я впереди 12-4. Это очень большой разрыв. И даже если я буду прыгать на одной ноге вокруг стола или играть одной рукой, всегда есть шанс набрать 50 или 60 очков и выиграть тот единственный фрейм, который мне необходим. Возможно, именно Прозак помог мне обрести такие спокойствие и уверенность. И эта уверенность дала мне душевные силы, чтобы справиться с заданием – показать чемпионскую игру у стола. Я закончил победой над Питером Эбдоном 13-6, и к концу матча я благодарил Бога, что все закончилось, потому что я чувствовал себя несколько неустойчиво. Мое душевное состояние изменилось в Шеффилде. Благодаря Прозаку, я просыпался и думал: - Сегодня не плохой день, а даже если и плохой, он не так плох, как был когда-то. Я даже удары стал выбирать другие. До сих пор изобретаются препараты, которые позволят играть в чемпионский снукер, но Прозак дал мне способность думать о своей игре так, как могли бы думать другие игроки. До этого момента, когда я оказывался в подобной ситуации, я считал: «Черт, я не смогу выйти из этой позиции, и этот парень будет думать, что я ничтожество, если я не очищу стол. Ведь я обязан делать это», и в результате я наносил безрассудный удар. Теперь же я доволен, когда делаю брейк 50 и играю осторожно. Я доволен, что сейчас думаю по-другому: «ОК. Я веду, теперь твоя очередь. Тебе защищаться. Если ты выиграешь фрейм – поздравляю с прекрасной игрой. Но если ты сделаешь ошибку, я накажу тебя за это. Я стал думать с позиции своего оппонента чаще чем со своей собственной, которая тем или иным образом вела меня к гибели и мраку. Я рассуждал объективно впервые за четыре или пять лет. Мой характер также изменился. Я больше не думал: «Давай кончать с этой сессией побыстрее, я просто хочу удрать куда-нибудь подальше отсюда, очутится в своей комнате, включить видео и заказать что-нибудь из китайского ресторана». Теперь мои мысли выглядели так: «Необходимо заканчивать эту сессию как можно лучше, даже если я проигрываю со счетом 5-3». После игры с Питером я пошел домой и просмотрел матч по телевизору. Комментатор Джон Вирго сказал: «Это лучший снукер, показанный Ронни, который я когда-либо видел, если он продолжит в таком же духе, с ним будет трудно справиться». Это стало для меня сюрпризом для меня. Я смотрел на себя и думал, что не ощущал себя настолько хорошо, но я знал, что Джон Вирго, не из тех людей, которые говорят подобное, не имея ввиду именно то, что говорят. Я дошел до полуфинала и подумал, что по-настоящему турнир начинается именно сейчас. Ведь, несмотря на то, что я был в ½ уже три раза, в финал я еще никогда не выходил. Даже если у вас нет ощущения, что играете вы очень хорошо, стадия полуфинала помогает вам понять, что ваш снукер должен быть по-настоящему хорош, раз сумел завести вас сюда. Вы играете так много фреймов и так много матчей, что победить вас становится по-настоящему трудно. В полуфинале я играл против Джо Свейла. Он победил Марка Вильямса, и это был показатель. Марк выиграл Чемпионат Мира в предыдущем году, и я ожидал, что буду играть с ним в полуфинале именно с ним. Джо – хороший игрок. Вы должны быть более чем достойны, чтобы попасть хотя бы в Шеффилд, не говоря уже о полуфинале. Но все равно, мне было намного удобнее играть с Джо, потому что Марк был чемпионом, номер 1 в мировой классификации, и он очень тяжелый соперник для матча, который длится три или четыре дня. Тогда как Джо, я знал это, я способен обыграть может быть 8 раз из 10. против Марка шансы были бы 50 на 50. Я думал, что это реальный шанс попасть в первый в моей жизни финал Чемпионат Мира. В моих предыдущих трех полуфиналах я проигрывал Эбдону, Хиггинсу и Хендри, и только водном из них у меня были шансы – во время игры против Эбдона. Я поступил так же, как поступал и до этого. Я не ехал в Крусибл до начала игры, я вообще в Шеффилде не практиковался. В том году у меня и так было более чем достаточно тренировок, и ощущения, что мне необходимо их продолжать у меня не было. Перед моим матчем в первом раунде с Энди Хиксом, Дэл и я около часа сидели в кино и смотрели фильм с Пирсом Броснаном в главной роли. Это не тот вид подготовки, который посоветовал бы Дэл, но я сказал ему, что намерен готовиться по-своему. С Джо я добился счета 6-2, играя не слишком хорошо. Мне удавалось неплохо класть шары под давлением, но выглядела игра не очень. Он сделал 40 или 50, а потом я очистил стол с брейком 70, и это очень повлияло на его. Даже при счете 6-2 после первой сессии предстояло пройти еще длинный путь до 17 побед, но я почувствовал себя свободно. Вечерняя сессия закончилась с равным счетом 4-4, суммарный результат получился 10-6. Я играл для удовольствия, но потихоньку начинал нервничать. Я не мог не думать, что никогда прежде не был в финале Чемпионата Мира, что это было бы замечательно для отца и всей моей семьи. В том году я уже выиграл четыре турнира, и попадание в финал было бы достойным завершением сезона. Я разговаривал с отцом постоянно и рассказал, что стал принимать таблетки. «Замечательно, - сказал он.- Я слышу разницу по твоему голоса, могу сказать, что сейчас тебе намного лучше, чем было». Он подбадривал меня. «Ты производишь устрашающее впечатление, - сказал он, - твоя аура, твое присутствие, твои длинные удары. Ты уничтожаешь их своими длинными ударами! Кажется, он не был готов к такому, не так ли? Я нервничаю, когда ты наносишь удар, думая «О Боже. А у тебя получается» - папа был так взволнован. Несмотря на судороги, я, в конечном счете, взял матч 17-9. Я был рад. Потом я дал интервью. «Как вы себя чувствуете, Ронни?» Все интересовались моим самочувствием, потому что в том интервью, которое я дал на радио перед началом турнира, я рассказывал, как мне плохо. «Прекрасно. Я очень рад, что попал в финал. Собираюсь сегодня вечером смотреть борьбу между Мэтью Стивенсом и Джоном Хиггинсом, и просто не могу дождаться встречи с победителем этой пары. Я не могу поверить, что добился этого. Я очень взволнован». Слова более отличные от тех, что говорились в моем предтурнирном интервью, найти было сложно.. Вместе с Дэлом мы пошли поплавали, потом попарились, потом пошли поели. В общем, я вел обычную жизнь и даже не пытался тренироваться. В прошлом я всегда думал о том или ином ударе, пытался найти новый хват или новую подставку, дергался по мелочам, искал что-то, что могло бы дать мне уверенность. Но в Шеффилде ни одна из этих вещей меня не волновала. Я просто думал: если это должно случиться, это случится; нужно только верить. У меня была очень ясная голова и я не собирался отравлять себе жизнь, пытаясь довести некоторые новые удары до совершенства. Я знал, что даже экстра практика не даст мне больше, чем я научился за 16 лет игры в снукер. Я думал: «Если я не знаю, как играть в снукер сейчас, я никогда не узнаю этого. Иметь тренеров, говорящих тебе как делать то или это просто замечательно, но, в конечном итоге, знание идет изнутри». Я прожил с такой философией до финала, но теперь почувствовал, что мне необходима хоть какая-то практика, потому что игра с Джоном Хиггинсом никогда не бывает легкой прогулкой, а именно Джон стал моим соперником в финале. Я знал, что это будет война, и я должен был выиграть ее, как бы трудно мне ни было. Дэл согласился. Я думаю, что он знал это еще с момента моего полуфинала на Чемпионате Мира 1998, где я тоже играл с Джоном. Он сказал мне тогда: «В этом году ты станешь чемпионом мира». «Что ты имеешь в виду?», - спросил я. «Я знаю это, - сказал Дэл, - никто не сможет остановить тебя». Я не разделял его веру, и Джон разнес меня 17-9. После матча я сказал Дэлу: Ты же говорил, что я обыграю его». «В глубине своего сердца, - ответил он, - я не думаю, что у тебя был хоть какой-то шанс на проигрыш, но что-то в твоей голове помешало твоей победе. Не думаю, что дело в игре, дело в твоей голове». Он указал пальцем на нее. «Это те самые 6 дюймов, на которых ты выигрываешь или проигрываешь матч. Рон, поверь мне. Я наблюдал за тем, как ты играешь годами, никто не способен играть так как ты, и причина твоих поражений – это твоя голова». «Дело не в моей голове, - ответил я, - она в порядке, когда моя игра в порядке». «Чушь, - фыркнул он, - никто не играет хорошо постоянно. Ты выигрываешь матчи головой». Спустя три года спустя после этого разговора, мы пришли в Крусибл в 8 утра. Начало было в 15.00, мы появились слишком рано, позавтракали и прогулялись вдоль канала. Я не чувствовал себя чересчур плохо, но ощущал некое беспокойство, потому что, мы шли против принципа «не практиковаться». Возможно, вместо этого мне бы следовало расслабляться в отеле. Но потом я подумал: «К черту все. Я должен сыграть хорошо против Джона Хиггинса. Я не достаточно силен психически, чтобы победить его, а моя плохая игра недостаточно хороша, чтобы превзойти его плохую игру, потому что он более последователен, более методичен чем я». Мой разум говорил мне, что нужно вдохновиться чем-нибудь для победы, но я не обращал на это внимания. Мы попрактиковались пару часов. В какой-то мере, я жалел, что поступил так, потому что чересчур искусным в игре это меня чувствовать не заставило. Но в любом случае, мне пришлось вернуться в гостиницу, там мы расслабились, опять немного прогулялись вдоль канала. В 14.00 я был готов и 14.30 появился в назначенном месте, где 15 минут попрактиковался за столом. Джон пришел со своим приятелем, так что наши практики проходили в одно и то же время. Я наблюдал за тем, как он играет, и пришел к выводу, что похоже он в хорошей форме. Одна моя половина все еще задавалась вопросом, заслужил ли я попадание в финал. Вторая половина говорила: «И зачем ты морочишь себе голову этим вопросом? Ты здесь, значит просто получай удовольствие. Но вообще-то это трудно – получать удовольствие от финала ЧМ, и у меня это определенно не получалось. Я начал неплохо. В первом фрейме я позволил ему нанести удар, и он сделал блестящий разбой. После этого я подумал, что он закончит фрейм быстро, так что просто терпеливо сидел на своем месте. Но он забил красный и промазал цветной в середину. Я не ожидал, что мне придется еще подходить к столу в этом фрейме. У меня на игре стоял длинный красный, и я подумал, что если я промахнусь, это будет плохим знаком. Удар не был простым, и я не был уверен, что забью, но я выполнил удар со всем умением, на которое был способен, попал, и положил черный в лузу. В результате я выиграл партию с брейком в 80 очков. После этого я успокоился. Хотя собственная техника на внушала мне доверия, шары падали в лузы, а я справлялся со всеми ударами. Игра получалась, я не промахивался на простых шарах, наносил правильные удары. Когда необходимо было делать отыгрыши, я делал их. После первой сессии счет был 3-1 в мою пользу. - И что ты думаешь? - спросил я у Дэла. - Хорошо. Взвешенно. Сильно. Как по мне ты выглядишь очень впечатляюще. - На самом деле я этого не ощущаю, - ответил я, - я чувствую себя отвратительно. - Продолжать делать, что ты делаешь. - Ты считаешь? - Просто делай то, что делаешь, - повторил он. – Хочешь чашку чая? - Я бы с удовольствием. - Сигарету? - И сигарету тоже с удовольствием. - Бисквит? Он ушел и вернулся с бисквитами и чаем. Это было похоже на то, как если бы мама или бабушка были рядом. - Какую газету ты хотел бы прочитать? - О. Не мог бы ты достать Mail или Sun, Дэл? - Может быть, массаж? С ним легко и весело. Никто не может заставить меня смеяться так, как Дэл. Он сделает все для меня. Он даже массирует мои ноги по часу. По-моему, когда-то это заставило его жену немного поревновать, так что теперь он ровно столько же времени массирует ноги и ей. Дэл для меня как второй отец. Мы поговорили минут пять перед началом второй сессии. - Хорошо. Сконцентрируйся. Он собирается сражаться с тобой. Будь готов. Я вышел на игру, сосредоточился и выиграл следующие два фрейма. Теперь я уже думал о том, как выиграть ЧМ. Я играл не слишком хорошо, и я вел 5-1: оставалось еще 13 фреймов. Сессия закончилась со счетом 6-2. Я был немного разочарован, так как чувствовал, что мог закончить ее с результатом 7-1. Да, это только один фрейм, но он дает разницу в два – существует большая разница между тем вести с перевесом в четыре фрейма или в шесть. - Слушай, - сказал Дэл, - перед матчем ты думал, что будет такой счет? - Ты чертовски прав. - ОК. Будь доволен тем, что сделал сегодня днем. Ты играл хорошо. Мы вернулись в отель. Я сказал Дэлу, что не желаю никого видеть и слышать никого не хочу. В Шеффилде я никому не разрешаю звонить к себе в номер, поэтому они выключают телефон. Если мне что-то нужно я могу прийти к Дэлу, и он все организует. Так что никакие незваные гости, которых я был бы вынужден развлекать, мне не грозили. В 2001 распорядок был таким: Дэл приходил ко мне, мы говорили, смотрели видео или телевизор, чем-нибудь перекусывали – цыпленком или салатом, заедая их углеводами, чтобы поддерживать форму - а после завтрака таблетка Прозака. К полуфиналу я уже привык к Прозаку, и можно было не беспокоиться, что я упаду в обморок или почувствую головокружение во время игры. Энергия переполняла меня. После первого фрейма вечерней сессии финала счет стал 7-2, несмотря на то, что этот фрейм был одним из наихудших, которые мне когда-либо довелось сыграть. Мы оба совершали промахи после промахов после промахов. Я думал, что это должно было приводить в замешательство. Это – финал ЧМ, и зрители должны были задавать себе вопрос, а собираемся ли мы вообще забивать шары. Но игра шла так, как она шла - у вас никогда не получится играть хорошо на всем протяжении тридцатипятифреймового матча. Вы просто должны ждать своего часа и играть в свою игру, несмотря на плохую форму. В прошлом я часто проигрывал встречи, потому что никогда не давал своей игре шанса вернуться. Я так сильно корил себя, что, когда форма, в конце концов, возвращалась, уже было слишком поздно отыгрывать разрыв. Но в тот момент, моя плохая игра была не слишком плоха. Понесенный ущерб удалось минимизировать. Но плохая форма не проходила. Я проиграл еще три фрейма и пошел на перерыв при счете 7-5. Я спросил Дэла, - Что происходит? Это какой-то ночной кошмар. Я не могу положить в лузу чертов шар. - Слушай, просто потерпи еще немного, - ответил он, - Ты играешь не плохо. Ты промахнулся по паре шаров, он промахнулся по паре шаров. Сейчас он положил парочку. Теперь очередь за тобой. После перерыва я выиграл подряд три фрейма с брейками под 90. Ощущения от исполнения ударов упорно не желали становится такими, какими они должны были быть, меня раздражало, что шары не попадали в центр луз. Очевидно, я опять слишком сильно давил на себя. Джон взял последний фрейм сессии, но счет 10-6 меня устраивал, потому что при счете 7-5 я сидел в раздевалке проклинал весь мир и был абсолютно уверен, что не смогу выиграть.
АПД 2 частьПосле сессии, вернувишсь в гостиницу со своим приятелем Майки (Mickey the Mullet) и Дэлом, я почувствовал себя настолько расслабленно, что это пугало. Мы проходили через гараж ВР, чтобы выпить свои безалкогольные напитки перед сном, и я сказал: - Он очень хороший спортсмен, этот Джон Хиггинс. И это действительно так, потому что в каких-то моментах матча он должен был испытывать сильнейшее желание сломать кий или зашвырнуть его куда-нибудь подальше. Джон – великий игрок, но в том первом фрейме вечерней сессии он мазал по таким шарам, которые обычно забивает с закрытыми глазами. Я обычно тоже, но для меня подобные промахи менее удивительны. Джон известен своей надежностью, и наблюдая за его не слишком удачными попытками победить меня, я думал, что все мои ошибки следствие того, что обычно Джон не дает вторых шансов. Я давил сам на себя, переоценивая Джона. А он продолжал давать мне вторые шансы. И до сих пор не демонстрировал никаких эмоций. Когда он промахивался по шару, он просто возвращался на свое место, даже не заигрывая со зрителями, как делают некоторые игроки после своих ошибок. (Марк Вильямс часто хлопает себя после неудачного удара, а Стивен Хендри порой говорит «спасибо» после плохого разбоя. Зрители думают, что это забавно, но это очень сильно сбивает оппонента). Джон никогда так не поступает, никогда не дает понять зрителям, что ему просто неслыханно не повезло или что единственная причина, по которой я сейчас у стола - это его сегодняшняя плохая игра. Я по-настоящему уважаю его за это. Но несмотря на все свои достоинства, Джон не настолько классный парень, чтобы ему проигрывать. Да и перспектива произносить финальную речь больше не пугала меня, как тогда в Шотландии. Та сторона моего характера исчезла. Я вышел на дневную сессию в воскресенье и довел счет до 14-7 с 10-6 с брейками 138, 90, 50 и 50. При 14-7 Джон был у стола, позиция шаров была прекрасной, и я подумал: «Достаточно честно. Это был мой период, теперь очередь Джона». Он ошибся на элементарном черном, и я вскочил со своего места быстрее, чем вы успели бы моргнуть. Шары были расположены прекрасно, ни один не стоял на борту, и пока я играл аккуратно, все было нормально. Ошибся я на сложном длинном красном, хотя настоящей проблемой он не был. Джон очистил стол: 14-8. Когда он выиграл следующие два фрейма, я запаниковал. Еще чуть-чуть, и в глазах многих людей я приобрету славу Джимми Уайта, как лучшего игрока, никогда не выигрывавшего титул Чемпиона Мира. Джон уже выиграл Чемпионат Мира и был №1 в рейтинге на тот момент. Я вернулся в номер в отвратительном расположении духа. Дэл сказал, что мне следует лечь и выпить что-нибудь перед тем, как он оставит меня одного. Я валялся в кровати, когда в дверь постучали. «Кто это?», - крикнул я. - Дэл. Я говорил с доктором по телефону. Я впустил его. - И что означает это твое – «я только что говорил с доктором»? - Пожалуйста, Ронни, просто позвони ему и поговори с ним немного. - И чего он от меня хочет? - Он хочет, чтобы ты принял еще одну таблетку Прозака, - ответил Дэл. – Он смотрел матч по телевизору, и он говорит, что твоя концентрация исчезает. Ты будто угасаешь. - В смысле – «Я угасаю»?, - спросил я. В ответ на это Дэл попросил: - Просто поговори с ним. - Не буду я никому звонить. Но он не отставал: - Пожалуйста, Ронни. Пожалуйста. В конце концов, я согласился. - Доктор Ходжес? - Привет, Ронни, - ответил тот. Я был краток: - Слушайте, в чем дело? - Я наблюдал за твоим прогрессом на турнире, - сказал он, - ты выглядел фантастически, но я заметил, что в конце этой сессии ты немного расслабился. Это не повлияет на твой снукер, но это может повлиять на твою способность оставаться сконцентрированным. Я думаю, что тебе нужна еще одна таблетка Прозака. Прими одну сейчас, и через полтора – два часа еще одну и снова почувствуешь себя живым. Было что-то около 18.00. Он был прав. Я чувствовал себя немного вяло, это стало немного походить на тяжелую повинность. Так что я принял лекарство. Мы немного попрактиковались, и Дэл поинтересовался моим самочувствием. - Не очень плохо. Я просто пойду туда и попытаюсь получить удовольствие. Я все еще чувствовал себя немного уставшим. Организаторы предупредили нас с Джоном, что мы должны будем спуститься с самого верхнего ряда Crucible Theatre через толпу, а не просто появиться из подтрибунного помещения. Мы забрались наверх, и я занервничал. Это – финальная сессия, момент, когда можно все приобрести или все потерять. В Crucible все гипертрофировано. Ты промахиваешься по красному, и толпа сходит с ума. И тебе ничего не остается кроме как чувствовать все это. Но внезапно я снова почувствовал себя ожившим. Ожившим и полным энергии. Я выиграл первый фрейм доведя до 15-10. Потом было 15-11, 15-12, 16-12.. Я мог быть сконцентрированным на сколь угодно хорошо, но мой снукер продолжал оставаться далеким от идеала. После перерыва Джон начал класть шары, играя действительно классно. Он сделал 60 и выиграл фрейм, но потом внезапно наступила моя очередь и после своих 60, я выиграл тоже. Итак, счет был 17-13. от победы в ЧМ меня отделял один фрейм, я сделал 40 или около того и отыгрался, а Джон промахнулся и позволил мне подойти к столу. Я положил пару красных и черных, посмотрел на табло и подумал – еще один красный и ему придется пожимать мне руку. Я уже начал думать, что я буду говорить после игры, вместо того, чтобы собраться и очистить стол. Я уже держал Кубок одной рукой. Я промазал на простом красном и отвернулся, чувствуя разочарование. Потом посмотрел на стол, чтобы понять, что я оставил: Джон по таким не промахивается. Я чувствовал, что это судьба: что я обречен не выиграть ЧМ. Джон собрал все шары: 17-14. Именно в конце игры он стал показывать свой лучший снукер. Он почувствовал запах крови, и я знал, что мой промах вдохновил его. Я снова ощутил давление, даже несмотря на отрыв в 3 фрейма. Теперь вместо моей победной речи, я думал о заголовках завтрашних газет КАК ОН УМУДРИЛСЯ ПРОИГРАТЬ?. И всех этих интервью, которые мне придется дать, когда все мне будут напоминать о злосчастно красном и заставлять объяснять, как это получилось. В следующем фрейме на разбое был он. Я промахнулся по длинному красному и не успел я это осознать, как он набрал уже 40 очков. Он выглядел хорошо, а потом ошибся на прямом красном. Мы поменялись местами. Теперь я не ожидал, что мне придется подойти к столу, и я должен был извлечь из этого случая максимум. Я закончил лучшим восьмидесятиочковым брейком в моей жизни и в отличном стиле стал Чемпионом Мира. Этот матч сформировал мой характер больше, чем что-либо иное. Это было доказательство, что я могу выигрывать под давлением. Как только я забил желтый, я понял, что выиграл турнир. Я положил зеленый, коричневый, синий и розовый и оставил кий на столе. Чувства были неописуемы. Джон пожал мне руку и сказал самые замечательные слова, которые можно было вообразить: - Скажи своему отцу – классно сработано. Я рад за тебя и за твою семью. - Ты лучший, - ответил я, - Абсолютно другого класса. Я не про снукер – мне нет нужды говорить тебе, что ты великий игрок. Но я глубоко уважаю тебя, как человека. Ты – джентльмен на все 100%. Мы всегда находили общий язык, потому, что мы очень похожи. Джон очень близок со своей семьей, и мы тоже очень близки. Мы пришли из одной среды, и мы оба знаем, что семья намного важнее, чем менеджеры и пресса. Когда я выиграл, то первое о чем я подумал: где мама? Она должна была быть где-то рядом. Я видел, что ее обнимала Бьянка, моя девушка на тот момент. Мама подбежала ко мне, в ее глазах были слезы, казалось, она никак не могла поверить в то, что произошло. Исполнилось все, о чем я мечтал. Я просто хотел взять Кубок в руки и поцеловать его. Я считал, что хочу просто прикоснуться к нему губами. Моя сестра Даниэлла подошла со своим парнем, но она пропустила момент моей победы. Тем не менее, она успела на момент вручения Кубка, и начала плакать. Мы не всегда были так близки, но за последние несколько лет мы многое пережили вместе. - Почему ты плачешь, - спросил я. - Я так горжусь тобой. Я так счастлива. Ты все делал потрясающе. - Иди сюда и обними меня, - ответил я, - Двай! Сегодня можно плакать. Мы все счастливы. Приходи в раздевалку. Я буду ждать тебя. Мы еле втиснулись в малюсенькую раздевалку - я, мама, Даниэлла, Джимми Уайт, Ронни Вуд и жена Ронни Джо, каждый из нас, поднимая Кубок над головой хмелел от счастья. Среди всех них я был самым спокойным. Джимми вернулся с отдыха, для того чтобы увидеть финал, и я был очень рад видеть его. И в то же время был так расстроен за него, что ему приходится видеть кого-то, с кем он близок, выигрывающим Чемпионат Мира. Это значило для него очень много, и он отчаянно желал выиграть его, но проиграл в шести финалах. Я чувствовал себя так, будто давал ему Кубок и говорил: «Он твой на год». Если есть что-нибудь, что я хотел бы пожелать ему – это победа в Шеффилде, чтобы потом пожать ему руку, а потом хорошо отпраздновать его Титул. Я знаю, что это значило бы для него, потому что знаю, что это значило для меня. Победа способна уничтожить много демонов. Если бы я завершил свою карьеру, не выиграв ЧМ, то меня всегда бы сопровождало облачко сомнения – был ли я действительно достаточно хорошим игроком? Несмотря на все, что я выиграл, я бы всегда думал, что главного приза мне так и не досталось. Что у меня не было достатчоно способностей или желания это сделать. Ведь для того, чтобы сделать это таланта нужно почти столько же, сколько необходимо удачи. Дэл улыбался так широко, что его лицо казалось разделенным пополам. Он заключил меня в крепкие объятия и поцеловал в щеку. - Молодец, сказал он. – Наслаждайся победой. Я люблю тебя. - Я тоже тебя люблю, - ответил я. Мы пошли обратно на сцену и неожиданно Дэл, который обычно так спокоен, начал паниковать – Мы должны поговорить с журналистами, мы должны сделать то, мы должны сделать это. Он нервничает, когда нервничать уже можно. Я не самый большой специалист в общении с ТВ и газетами, но Дэл сказал: - Это будет полезно тебе. И к тому же честно по отношению к фанам, которые заплатили деньги. Мои инстинкты говорили мне вернуться прямо в отель, выпить пару стаканов и начать настоящую вечеринку, но Дэл вытащил наружу свою разумную ипостась и будьте уверены, мы сделали все, что мы должны были сделать. Была еще одна надоедливая мелочь – обед. После него я опять подумал, как я счастлив, я мог бы просто прийти туда и сказать «Спасибо», и это бы выразило все. Ничего больше говорить не нужно. Мы вернулись в гостиницу, и я решил не переодеваться. Джон Хиггинс был в прекрасном костюме и при галстуке, а я по-прежнему в своем жилете. Последнее, что мне хотелось бы делать, это одевать что-то другое. Я только хотел насладиться всем этим. Будь у меня крылья, я бы взлетел в тот вечер. Джон произнес действительно забавную речь. «Когда мы были моложе, - сказал он, - все говорили про Ронни О’Салливанає Я был в Шотландии, он был в Англии, и я просто хотел увидеть как он выглядит и как играет. Когда я, в конце концов, увидел его, я не мог поверить, что ему только четырнадцать – у него была густая растительность на лице, ростом в пять футов 10 дюймов роста, и он делал сотенные брейки. Я осмотрел его с ног до головы и решил, что четырнадцать ему быть не может – больше похоже на двадцать восемь». Все начали смеяться и это напомнило мне о моих первых воспоминаниях о Джоне, когда он победил меня в Prestatyn. Где-то через месяц после этого он выиграл самое крупное соревнование среди юниоров - World Sky Meter Masters – победив меня по дороге. После этого Ян Дойл подписал с ним контракт. Вот именно – мы были соперниками. Я был с Барри Хирном – англичанином, а Джон - с Яном Дойлом, который был шотландцем. Среди клиентов Барри был Стив Дэвис, среди клиентов Яна – Стивен Хендри. Они были заклятыми соперниками. Теперь они стравливали меня с Джоном, и люди задавались вопросом, кто из нас первым станет Чемпионом Мира. В конце концов, это оказался Джон, а еще через какое-то время – я. Когда пришел мой черед держать речь, меня представили; «А сейчас Чемпион Мира 2001..» Все захлопали и поприветствовали меня. Пока я произносил свой спич я чувствовал себя хорошо и расслабленно. Я не пил весь вечер и слова просто полились сами по себе. После того, как я сказал, что я восхищаюсь Джоном как игроком и человеком, я поблагодарил всех и сказал, что ухожу, чтобы хорошо отпраздновать это событие. После речи я отправился в бар вместе с мамой, Даниэллой, Джоном и его семьей. Где-то к 2 ночи Джон был абсолютно пьян, а я - очень близок к этому. Мама была примерно в таком же состоянии. Отец девушки Джона, Дениз, был лысым, и мама хлопала по его лысине всю ночь. Когда мама напивается, у нее немного сносит крышу, и она может вытворить все, что угодно. Она сказала ему: «О, у вас такая очаровательная голова, знаете, можно я ее поцілую», и она целовала ее и хлопала по ней. Ему это нравилось, и он сидел там с широкой усмешкой на лице. Где-то в 6 утра я заявил, что совершенно обессилен и отправляюсь спать. Я отправился назад с мамой, Дэлом и мамой Джона Хиггинса. Наши мамы по дороге пели самые разные песни. Когда мы дошли до конца дороги, мама Джона сказала: «Ты молодец. Я рада за тебя. Хотя я бы предпочла видеть своего Джона победителем, но второй человек после него, победы которого я хотела бы, - это ты. Ты не представляешь, как я рада за тебя». В тот же день немного позже я первый раз поговорил с отцом после победы на турнире. Я попал домой только в 6 вечера, проведя всю дорогу из Шеффилда за рулем машины. Я приготовил всем пасту – у меня как раз было «кулинарное» настроение – и тут зазвонил телефон. Трубку подняла мама. Это был отец. - Я не могу в это поверить, - сказал он, - И мечусь здесь, не переставая. Это невероятно. Я слушал новости каждый час с полуночи до 8 утра: «Новый чемпион мира – Ронни О’Салливан». Как тебе это удалось? Ты играл удивительно. Я так счастлив, я не могу желать большего. - Я приеду к тебе на следующей неделе, папа, - ответил я. Даже? несмотря на то, что он был в тюрьме, казалось, что мы сделали это вместе – что мы по-прежнему команда. Я вспомнил все те годы, когда он приходил смотреть, как я тренируюсь в клубе, и как он поменял дом, только для того, чтобы у меня была специальная комната для занятий снукером. Наше сотрудничество было разорвано, когда его забрали, и я никак не мог понять, смогу я достаточно верить в себя, для того, чтобы добиться успеха без его поддержки. В конце концов, я доказал, я смог. Я никак не мог осознать произошедшее. Мы были очень взволнованны, но все, чего мне хотелось – это сесть и просто сидеть рядом друзьями, которые были со мной эти две с половиной недели: с Дэлом, моими ливерпульскими приятелями Джоном и Ронни, и Майки the Mullet. Если бы я смог сделать по-своему, мы бы просидели вместе с ними в номере несколько чалов и просто разговаривали бы о том, что мы сделали. Это удалось осуществить только через несколько дней. Мы обсуждали турнир, восстанавливая его в памяти – китайскую еду, которую доставляли в номер, панику Дэла, мою депрессию, таблетки, ощущение, что этот год мог быть нашим, несмотря ни на что, весь спектр эмоций. Две недели спустя на следующем турнире, the Matchroom League в Inverness, у меня было время, чтобы хорошо подумать над этим вместе с Дэлом и Майки the Mullet. В первый раз по прибытии на турнир, меня поселили в отеле в номер-люкс. Там было двадцать девять этажей, а мой номер – на двадцать восьмом. Никто не мог попасть на этаж без ключа. - Они должны были поселить здесь всех, - сказал я Дэлу. - Нет, я на девятнадцатом, - ответил он. Я позвонил ему из своего номера. «Слушай, Дэл, зайди ко мне и посмотри., - сказал я, - здесь есть телевизоры, холодильники и большие кресла качалки. С какой это радости?» - Это то, что ты получаешь, имея титул Чемпиона Мира, - ответил он. - Шутишь! Но он был прав. Каждый турнир, на котором мне приходилось присутствовать с тех пор, я получал номер со всевозможными удобствами. Это довольно странно – чем успешнее ты становишься, тем больше хотят дать тебе люди. И чем больше ты себе можешь позволить, тем больше люди хотят дать тебе что-нибудь просто так. Такое положение вещей не кажется правильным. Несмотря на то, что Matchroom League не самый крупный турнир, я просто хотел участвовать там, потому что я предвкушал снукер, который я буду показывать. В полуфинале мне пришлось играть с Джоном Хиггинсом и я победил его со счетом 6-3. ни один из нас не играл блестяще, но моя вера помогла мне пройти через это. Я все еще был крайне недоволен своей техникой, сравнивая ее с той, которой обладал в 14, 15 или 16 лет, но играл я уверенно и использовал приобретенный опыт. В финале я победил Стивена Хендри 9-7. в том матче ему немного не везло. Он должен был бы выходить вперед 8-6, но я сделал счет 6-7 и затем выиграл два из трех финальных фреймов. Победы не стали привычкой, я все равно жду выигрыша, даже если не нахожусь в самой лучшей форме. Естественно, пресса поинтересовалась, ощущаю ли я какую-нибудь разницу в отношении к самому себе и своей игре. «Если говорить откровенно, - ответил я, - я просто хочу наслаждаться моментом. Я не могу поверить, что выиграл Чемпионат Мира. Я хочу запомнить это лето, расслабиться и получать от него удовольствие». Я как раз восстанавливался в тот момент, так что я с нетерпением ожидал нового духовного пути развития. «Я просто хочу жить моментом. Завтра не имеет значения, следующий месяц не имеет значения, что случилось в прошлом, не имеет значения. Это мое путешествие. И я не знаю, что случится через три или четыре месяца. Я не знаю, буду ли я играть в следующем сезоне, но это необыкновенное чувство, то, ради чего я работал всю свою жизнь» Пресса хорошо ко мне относилась. У меня были определенные разногласия с ними - не слишком много, но в большинстве своем они очень хорошо ко мне относились. Они писали обо мне нелицеприятные вещи, но почти всегда я это заслуживал. Они ранили меня, но они были именно тем, что мне было необходимо – в статьях писали «'Ronnie, get your finger out.». После того, как я дал интервью, Tex Hennessy, который вместе со своей женой приглашали меня на ужин много лет назад и который сурово критиковал меня, когда это было необходимо, пришел ко мне и сказал: «Ты даже не представляешь, как я счастлив. В этот день и в этот год». Это было так приятно слышать. В сезоне, когда я выиграл Чемпионат, я победил в трех турнирах перед Рождеством, добрался до финала еще в одном и до полуфинала в пятом. Это было феноменальным достижением для меня. Потом я не выигрывал вообще ничего в течение трех или четырех турниров, но зато после этого победил и на Айриш Мастерс и в Чемпионате мира и в Matchroom League. Так что в итоге за сезон я выиграл шесть турниров из двенадцати, в которых мне доводилось участвовать. Это бы второй по успешности сезон среди снукерных игроков (первый результат принадлежит Хендри, который выиграл семь турниров за сезон). Я так гордился этим. Еще одной причиной для особенной гордости было то, что я играл в снукер в эру, когда как никогда высок уровень соперничества и стандарты очень высоки. Это означает, что сейчас необходимо приложить куда больше усилий, чтобы выиграть Чемпионат Мира, чем во времена Стива Дэвиса. Он, скорее всего, выменял бы три свои победы тех дней на одну победу этих, потому что, чтобы выиграть сегодня вы должны победить Хендри, Уайта, Хиггинса, Эбдона, Доэрти и меня. Самородок (Nugget – Дэвисово прозвище) был и остается моим героем, но в его время он мог поднять трофей над головой, победив в финале Дуга Монтджоя. Это совершенно другое время. Когда Самородок победил на своем последнем турнире Bensons в 1997, он обыграл Хендри в четвертьфинале, Кена Доэрти в полуфинале и в финале меня, так вот, я знаю, как важно для него это было. Он будто сбросил пару десятков лет, и вы смогли увидеть, что он по-прежнему великолепен и может соревноваться с молодым поколением. Второй лучший сезон был у меня в 1997, когда я выиграл четыре турнира и добрался до финала в паре других. Я победил на Тайланд Мастерс, Германия Оупен, Айриш Бенсон и Хеджес и в Matchroom League. Казалось, что выиграть шесть титулов, включая Чемпионат Мира, было так же нереально, как попасть в страну грез. И я думал так еще пару лет. Каждое утро, после своей победы, я просыпался, а трофей никуда не исчезал. Я смотрел на него и думал – поверить не могу, он стоит в моей гостиной. В следующем сезоне я выиграл Чемпионат Великобритании, так что у меня были титулы победителя ЧМ и ЧВ – два самых главных трофея в снукере – и теперь они стояли рядом в маминой комнате. Мне это доставляло удовольствие. Я выиграл один турнир в сезоне 2001-2002, и добрался до финала в парочке других. Эти результаты не сравнить с прошедшим сезоном, но я знаю, что это хороший результат на самом деле. Если вы выигрываете один большой турнир за сезон, это очень хорошо. Даже Стивен Хендри и Стив Дэвис на пике своей карьеры, случалось, не выигрывали восемнадцать месяцев подряд. Что мне очень нравилось в том сезоне, когда я завоевал Титул, так это моя стабильность. Даже когда я не выигрывал турниры, я попадал в четвертьфиналы и полуфиналы, так что я всегда стучался в дверь и был в шаге от того, чтобы выиграть четыре или пять турниров. Смешное заключалось в том, что я чувствовал, что моя игра была лучше, чем в предыдущем сезоне, когда я победил на шести турнирах. Возможно, главное отличие было в том, что я понимал, как собираюсь играть, когда выходил на матч. Защищать титул Чемпиона Мира было тяжело. Все говорили, что нет такого человека, который, выиграв титул в первый сезон, выиграл бы его в следующем. Но я чувствовал, что я могу. Я хотел этого, но я знал, что хочу этого не настолько сильно, как в прошлом году. Мое желание победить было недостаточным. Только через месяц после того, как я проиграл Хендри в полуфинале, я понял, как меня расстраивает то, что я не выиграл Титул во второй раз. Утешением служило то, что я стал номером один в мировом рейтинге в первый раз, но я хотел быть номером один и быть Чемпионом мира одновременно. Рейтинговая система построена на двух годах, так что у меня в зачете был год, когда я выиграл шесть турниров и сезон 2001-2002, с победой в двух рейтинговых. Это было замечательно, но я не чувствовал себя полностью удовлетворенным без Титула. Это случай должен научить меня не останавливаться на достигнутом и не расслабляться, только потому, что добился первого номера в рейтинге. Нельзя сказать, что я не слишком сильно хотел победить Стивена Хендри в том полуфинале. Я свое желание высказал весьма недвусмысленным образом по телевидению. Но в конце, возможно частично из-за того, что я сказал, он хотел этого больше, чем я. Так что я сам внес вклад в собственное поражение. Было глупо говорить то, что я сказал, потому что это вдохновило его, и я сам поставил себя в такое положение, когда его мотивация на победу оказалась больше. Он и победил меня. Если бы я мог прожить тот день снова, я бы промолчал. Возможно тогда, я бы был двукратным чемпионом мира к этому моменту.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Под катом скрины с ЧМ 2001 - с разных заставок и интервью в основном. Смысловой нагрузки не несут, я просто бесстыдно любуюсь ими - такими, какими они были шесть лет назад. Качество - ну скрины, что вы хотите.
Ронни. Довольно известная картинка. 1 шт И вторая далеко не столь известная. Про то, что ему сначала было плохо от таблеток на ЧМ 2001 я думаю, уже мало кто не знает. Ну вот в такие моменты он выглядел примерно так. И это еще далеко не самый удачный кадр. Тот, который я хотела, поймать не смогла.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Да здравствует наша почта - самая странная почта в мире. Из Украины в Питер диски идут 3 недели. Из Москвы в Украину диски идут 3 недели. Из Великобритании в Украину диски идут 5 дней, включая выходные.
К чему это я? На выходных займусь рассылкой того, что я обещала.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
- У вас есть проблемы с желудком? - спросил врач, весело поблескивая очками. - Нет. - честно ответила я. - Теперь будут. - еще веселее ответил он и выписал мне волшебный порошочек.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Проматывать. Это матчасть
II. Должностные обязанности
Портье: Ведет учет движения номерного фонда гостиницы. Оформляет разрешение на поселение граждан по предъявлению паспорта или другого документа, удостоверяющего личность. Принимает и оформляет необходимые документы. Осуществляет контроль за своевременной подготовкой номеров к приему граждан. Ведет документацию по установленным формам. Осуществляет контроль за соблюдением проживающими правил пользования гостиницами. Следит за своевременностью оплаты за проживание и предоставляемые услуги, не допуская задолженности. Обеспечивает контроль за паспортным режимом при оформлении граждан. Принимает меры к разрешению конфликтов, возникающих при обслуживании проживающих. Ведет журнал и книгу сдачи дежурства. Сдает в бухгалтерию необходимые отчеты и документы. Обеспечивает хранение, выдачу и получение ключей от номеров гостиницы. Информирует проживающих в гостинице о предоставляемых дополнительных платных услугах и принимает заказы на их выполнение. Принимает и вручает поступившую корреспонденцию проживающим.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Граждане, если вы когда-нибудь пойдете работать переводчиками, устраивайтесь так, чтобы переводить художественную литературу. Всю последнюю неделю меня жарко любят самые разные перечни самых разных документов, необходимых для строительства объекта.Дело дошло до того, что сегодня на меня нашла радость. В виде чего может найти радость на симпатичную девушку 25 лет? Косметика? Одежда? Подарок? Три раза ХА, Я нашла переведенный состав документации по генплану. Плюс русский вариант. То есть длиннющий документ напичканный жуткими словами типа "геодезическая разбивка" и пр. И я счастлива. Я так счастлива уже недели две не была. И я уже предвкушаю выходные, которые пройдут в обнимку с распечатками на диване. Устраивайтесь работать переводчиками художественной литературы граждане, или до безумия любите сам процесс перевода. Иначе просто не выжить. %)))))
А еще я сделала себе подарок на новый год - грохнула всю месячную зарплату и заказала себе диски с обоими полуфиналами и финалом ЧМ 2001 по снукеру(Салливан-Свейл, Хиггинс-Стивенс, Салливан-Хиггинс) и финал Мастерс 2004 Салливан-Хантер. Деньги заплатила, Грехэм их уже получил и диски выслал. Через две-три недели должны быть. И это тоже счастье
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Как говорила наша преподаватель психологии - "каждый человек хочет, чтобы ему сказали, какой он хороший, белый и пушистый". И это нормально. Это редкий позитифф, когда тебя гладят по головке, говорят комплименты и жалеют. А когда не гладят - хочется устроить вселенскую истерику с воплями "меня никто не любит, никому я не нужна". Только как писал другой большой умница г-н Козлов "Никто вам ничего в этом мире не должен. Запомните это раз и навсегда".
Поэтому улыбаемся и машем получаем кайф от того, чтобы заставить себя быть счастливой даже если тебе никто не сказал того, на что ты рассчитывала. Любить себя надо.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Давно не брал я шашку в руки (с)
В смысле - в интернете я регулярно, но в дайрике пишу как по большим праздникам. А дело в том, что я первую половину недели переживала глобальную истерику, а вторую самым банальным образом болела. Началось все с того, что еще в прошлую пятницу мне сказали зайти к шефу - радостная я, прихватив дайр и ручку легкой рысью побежала конспектировать совещание. Аха. Как же. Уже через полминуты я поняла, что меня пригласили как пристутсвующее лицо - к нам приезжают японцы, услышала я первую фразу. Сделав небольшое усилие над собой я подумала. Потом подумала еще раз. А потом еще. Чего, собственно ,руководитель может хотеть от переводчика во время прибытия иностранной делегации? Сделав нехитрый вывод - исполнения его, перводчика, прямых обязанностей, я стала впадать в ступор. Лапки похолодели, язык отнялся, сердце ухнуло куда-то в район желудка и не хотело возвращаться на свое законное место. Мне стало плохо. К счастью, на меня в тот момент внимания никто не обратил, а когда обратили я уже пришла в себя настолько, чтобы с непроницаемой физиономией гордо кивнуть, мол, я согласна. Описывать встречу делегации не буду. Я, конечно, поистерила дома вовсю, но все оказалось намного проще и спокойней, чем я себе представляла. Так что вечером во вторник я себя поздравила с очередным пройденным испытанием и втихаря в очередной раз подумала, что, все-таки, истерить перед важными событиями хорошая примета. Все тогда проходит просто чудесно.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
И радостно и грустно. И смешно до невозможности.
Росс таки подписал соглашение с Хондой. А Михаэль потестил Феррари в Барселоне. Аха. Первое место в протоколе. И я, дурочка, не могу согнать с лица улыбку до ушей, когда читаю "еще бы, Шумахер не только вернулся, но и показал лучшее время!"
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Если Снейк одобрит. У них появились полные имена.
Великий Цезарь - Синициус Великус Комментатурус Его мальчик на посылках - Дмитриус Креативус Подлизиус Его центурион - Шониус Гламурус Чемпионус.
За тиждень так лацину взнали, Що вже з Енеєм розмовляли І говорили все на ус: Енея звали Енеусом, Уже не паном - домінусом, Себе ж то звали - троянус (с) Коляревський
Теперь надо только деревню галлов населить. И идею придумать.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
Укатали сивку... Эта неделя мне напоминает постоянный бег с препятствиями, поэтому информативностью особой и особой вразумительностью мои посты блистать не будут. На следующей неделе будет точно также ,кстати, потому что на следующей неделе к нам приезжают японцы... Радоваться надо. Я и радуюсь. Но работы невпроворот. А тут еще и снукер.
Важно совсем не то, что пишут на заборах. Заборы и существуют для того, чтобы на них писали непристойности.(с) И.Порошин
ДАААААА!!! Есть. Пять сенчурей подряд в матче до пяти побед и 147!!!!!!! Это рекорд. Ах он сукккин кот!!! Гений чертов. Салливан.... Рон... У меня нет слов. У меня просто нет слов!!!!!!!
И пусть Синицын.... Черт - полсостояния за выражение его лица в сегодняшнем матче. И все оставшееся за его выражение, когда ему придется комментировать эти 147 каждый день в повторе.